— Пушкин.
— Что? Что? Что такое вы сказали? — переспросила Марья Степановна, сидевшая неподалеку от меня.
— Я сказал, Марья Степановна, что более всех поэтов люблю Пушкина.
— А я… братца!! — жалобным голосом произнесла она.
— Вы не совсем меня поняли. Разговор шел о поэтах… я и сказал, что люблю Пушкина.
— Ах, Боже мой, я очень хорошо все слышу и понимаю. Вы говорите, что любите Пушкина, а я вам говорю, что люблю братца… да… братца… Павла Степановича… он голубчик у нас… добрый… чудный братец…
Последние слова она проговорила, глотая слезы.
Случалось, что своею почтительностью она конфузила нежно любимого ею братца. Как-то раз к Федорову па дачу приехал весьма важный гость, редко у него бывавший, и вел какой-то серьезный разговор. Вдруг, из гостиной вылетает на балкон, где сидели собеседники, Марья Степановна и, прерывая речь гостя, говорит:
— Братец… братец… Павел Степанович!
— Что вам надо? — раздраженно спрашивает он.
— Позвольте мне взять у вас несколько капель прованского масла… мне очень нужно…
— Да вы с ума сошли, что ли? Какое масло? Разве оно у меня!?.. Подите прочь…
— Я знаю, что не у вас… но, все-таки, без вашего позволения не посмела взять из буфета! Ведь оно на ваши деньги покупается…
Марья Степановна имела обыкновение каждое утро совершать для моциона прогулку по зале Павла Степановича, где собирались просители, которые осматривали ее потешную фигуру не без изумления и смеха. Бывало, она ковыляет-ковыляет перед посетителями и вдруг около которого-нибудь из них остановится боком, усмехнется и неожиданно спросит:
— Вы, верно… к братцу?.. к Полиньке?
— Да-с… к его превосходительству…
— Небось, с просьбой?
— С просьбой.
И опять зашагает дальше. Потом опять подойдет к этому же просителю и жалобным голосом, сочувственно улыбаясь, скажет:
— Подождите… он скоро выйдет… теперь он бреется!..
Лото в доме Федорова. — Шутки и прибаутки.
Павел Степанович никогда не играл в карты, ни до поступления на театральную службу, ни после. Он даже не терпел, когда другие затевали игру в его доме. Прасковья же Сергеева наоборот была страстною любительницею ералаша и виста. Однако, не желая доставлять супругу неудовольствие, она никогда не позволяла себе играть при нем. Обыкновенно карточная партия составлялась ею в его отсутствие, то есть во время его трехчасового пребывания в театре. С приближением же времени его возвращения игра оканчивалась, и стол убирался. Он вообще не знал и не любил никаких игр, только в последние годы жизни вдруг пристрастился к лото. Совершенно случайно у кого-то из знакомых он увидел эту игру, соблазнился ее незамысловатостью, присел к игравшим скоротать время визита, и так она ему понравилась, что он чуть ли не в тот же день купил себе лото, за которым стал проводить подряд все вечера до поздней ночи. К этой игре он приохотил и всех своих знакомых. Сплошь и рядом у него начали составляться партии человек в пятнадцать-двадцать. Конечно, материальный интерес игры был на последнем плане, ставки были самые ничтожные, но самый процесс розыгрыша сделался страстью Павла Степановича. За лото он мог просиживать целые ночи напролет.
