— Девка! девка! Иди сюда скорее!
И когда последняя показывалась в коридоре с вопросом:
— Чего изволите?
Марья Степановна приказывала, выпуская из рук свою калеченную собачонку:
— Погуляй-ка с Жюлькой!
И несчастное животное с трех-аршинной вышины летело с визгом и со стоном на прогулку.
Прасковья Сергеевна, будучи полновластной хозяйкой в доме, весьма строго и нелюбезно обращалась с сестрами своего мужа. Она вымещала им старину и никогда не могла забыть их отношений к ней в первые годы замужества, когда ей пришлось пережить многие неприятности, исходящие непосредственно от них. В чем заключались эти памятные для Прасковьи Сергеевны неприятности, я не знаю, но помню, что когда козыри перешли в ее руки, она этим сестрицам давала чувствовать свое превосходство и начальство ощутительно. Они держались ею в черном теле и в ее присутствии трепетали от страха.
Однажды мне привелось быть случайным свидетелем расправы Прасковьи Сергеевны с Марьей Степановной. Это было на одном из вечеров. После танцев, продолжавшихся очень долго, вздумали освежить зало, для чего всех гостей пригласили убраться в другие комнаты. В зале же, при открытых форточках, остались только Марья Степановна и приживалка Елизавета Самойловна. Я было тоже пошел вслед за гостями, но вскоре вернулся и остановился у дверей любопытства ради. Мне захотелось взглянуть, что будут делать оставшиеся старухи, не убоявшиеся сквозного ветра.
Осмотревшись кругом, почтенные собеседницы о чем-то таинственно пошептывались, потом одновременно встали с дивана и осторожно подошли к одному из столов, на котором стоял огромный поднос с фруктами и конфетами, окинули его хищническим взглядом и затем разом сделали нападение, следствием которого было опустошение подноса. Вдруг, как из земли вырастает перед их изумленными лицами Прасковья Сергеевна.
— Что это вы тут делаете? — накинулась на них хозяйка. — Воровством занимаетесь? Очень мило!.. Да как же вы смеете дотрагиваться до того, что не для вас поставлено?!.. Извольте сию же минуту все положить обратно!.. Да, ну, ну, не стесняйтесь! Воровать, небось, не совестились, а краденое отдать стыдно?! Эх, вы!
Переконфуженные девицы молча принялись за выгрузку своих бездонных карманов и по окончании этого продолжительного занятия чуть не со слезами убрались, по приказанию Прасковьи Сергеевны, из залы.
Марья Степановна благоговела перед братом и кстати и не кстати говорила всем о своей к нему привязанности, для чего иногда даже вмешивалась в чужие разговоры. Как-то раз зашла речь о поэтах. Был поставлен вопрос: кто лучше — Лермонтов или Пушкин? Разумеется, мнения присутствующих дробились. Когда же спросили меня, который из них пользуется моею большею любовью, я отвечал:
