Своей крѣпкой, будто желѣзной рукой онъ охватилъ ея станъ. Она почувствовала прикосновеніе чего-то будто холоднаго къ своей шеѣ. Ей подумалось, что это ножъ, либо топоръ, что вотъ сейчасъ онъ зарубитъ ее. У нея начинала голова кружиться, въ глазахъ ходили какіе-то красные круги, но не было силъ вырваться, убѣжать. Онъ крѣпко, крѣпко ее обнялъ, прижалъ къ своей груди и сталъ осыпать горячими поцѣлуями ея помертвѣвшее, похолодѣвшее лицо. Тутъ только она слабо вскрикнула и стала отъ него отбиваться.
— Пусти, пусти! — отчаянно прошептала она и зарыдала.
Онъ нѣсколько изумился и выпустилъ ее.
— Ахъ, Машенька! Да какая-же ты еще дурочка! — проговорилъ онъ и пошатываясь прошелъ въ свою комнату.
А она съ громкими рыданіями кинулась къ матери и сестрамъ.
Фирсъ растянулся на постели, хмель еще не совсѣмъ разобралъ его, встрѣча съ Машенькой прогнала его сонливость. Онъ лежалъ и мечталъ:
«Чортъ возьми! Славная дѣвка, давно такая не подвертывалась».
Машенька съ перваго дня его появленія въ Кильдѣевкѣ произвела на него сильное впечатлѣніе, и если онъ до сихъ поръ сдерживался, то единственно потому, что она была дочерью Степана Егоровича и что отнестись къ ней такъ, какъ онъ всегда относился къ встрѣчавшимся ему женщинамъ, ему все-же было неловко. Но чѣмъ онъ больше себя сдерживалъ, тѣмъ, естественно, Машенька казалась ему привлекательнѣе. Въ эти послѣднія двѣ недѣли, несмотря на все буйство и развратъ, которому онъ предавался, онъ то и дѣло вспоминалъ о ней. Онъ привезъ ей прекрасный жемчугъ, добытый при разгромѣ богатаго помѣстья въ укладкѣ старой боярыни, онъ разсчитывалъ на дѣйствіе этого жемчуга; но теперь, несмотря на свое опьянѣніе, не могъ не замѣтить, что внушаетъ Машенькѣ большой страхъ.
«Э-эхъ, дурочка!» самъ себѣ улыбаясь, прошепталъ онъ. «Ну, да перестанетъ бояться, и ужъ какъ тамъ ни на есть, а завтра же это дѣло надо будетъ кончить, ужъ я ее не выпущу…»
И съ этимъ рѣшеніемъ онъ захрапѣлъ.
Кильдѣевы проснулись рано на слѣдующее утро, да и всю ночь имъ плохо спалось. Разсказъ перепуганной Машеньки произвелъ на всѣхъ ужасное впечатлѣніе. Какъ теперь быть? Что дѣлать? Первою мыслью было спрятать Машеньку, удалить куда-нибудь изъ дому; но тутъ-же сейчасъ всѣ и поняли, что это немыслимо.
— Но не отдавать-же ее на погибель?! — ломая руки и плача, повторяла Анна Ивановна.
— Авось я какъ-нибудь удержу его, авось въ немъ хоть настолько совѣсти осталось! — мрачно говорилъ Степанъ Егоровичъ. — А ты, жена, ни на шагъ не отпускай ее отъ себя.
