— О Шиллеръ! — чуть было громко не вскрикнулъ Рачинскій.
„Богъ ихъ знаетъ, что у нихъ тутъ такое! — подумалъ онъ, — мнѣ во всякомъ случаѣ пора и честь знать, не то пропущу послѣдній поѣздъ“.
Онъ взглянулъ на столовые часы и съ удивленіемъ замѣтилъ, что еще очень рано. Справляться же со своими часами ему казалось не совсѣмъ приличнымъ, тѣмъ болѣе, что Анна Павловна въ это время глядѣла на него очень ласково.
Однако онъ все же рѣшилъ проститься.
Но обѣ дамы наотрѣзъ отказались его выпустить, онѣ объявили, что ему остался еще часъ до отхода поѣзда, а станція всего въ пяти минутахъ ходьбы.
„Меня хотятъ удержать, — это ясно, — подумалъ Рачинскій, — я даже почти увѣренъ, что онѣ перевели часы. Но чего же имъ отъ меня нужно?.. ничего не понимаю?!.
И онъ снова сѣлъ на свое мѣсто. Анна Павловна очевидно старалась заговорить его. Она перебирала все — и общихъ знакомыхъ, и журнальныя новости, а подъ конецъ даже вдалась въ длинныя разсужденія по поводу Россини и Мейербера… И говорила, говорила, и такъ говорила, что перебить ее оказалось невозможнымъ.
Наконецъ, она созналась, что теперь пора на станцію и вызвалась проводить Рачинскаго. Настасія Ивановна желала тоже прогуляться. Но такъ какъ садится роса и становится сыро — они должны потеплѣе одѣться. Онѣ сейчасъ, сейчасъ будутъ готовы. M-r Рачинскому не долго придется прождать ихъ и онъ никакимъ образомъ не опоздаетъ на поѣздъ.
И вотъ онъ одинъ въ столовой. Онъ взглянулъ на часы и убѣдился, что его предположеніе было справедливо — стрѣлка столовыхъ часовъ отставала на цѣлый часъ. Онъ ждетъ, ждетъ, наконецъ дамы возвращаются въ шляпахъ и накидкахъ. И въ эту самую минуту изъ растворенныхъ оконъ слышится свистъ уходящаго послѣдняго поѣзда.
— „Я такъ и зналъ, что онѣ перевели часы“ — говорилъ про себя Рачинскій.
Аннѣ Павловнѣ остается только предложить ему переночевать у нея въ домѣ, что она и дѣлаетъ очень любезно.
Комната, назначенная для Рачинскаго, была рядомъ съ маленькой гостиной, выходившей на балконъ. Любезная хозяйка съ необыкновенной предупредительностью озаботилась комфортомъ своего гостя и съ перваго же взгляда онъ убѣдился, что ему здѣсь будетъ отлично. Онъ закурилъ сигару, подсѣлъ къ открытому окошку и сталъ размышлять о своемъ положеніи.
«Никогда не случалось со мной ничего подобнаго, — думалъ онъ, — что здѣсь былъ заговоръ, въ этомъ для меня нѣтъ сомнѣнія: перевели часы, полчаса собирались провожать меня — все это что-нибудь да значитъ… Но зачѣмъ же я имъ? Къ чему эта комедія?… Если хотѣли только надо мною посмѣяться, такъ вѣдь подобная насмѣшка вовсе не зла и не остроумна… А между тѣмъ очевидно, что тутъ какіе-то планы… Я всю зиму ухаживалъ за Анной Павловной и, долженъ сознаться, совсѣмъ неудачно, но быть можетъ она теперь пожелала нѣсколько иначе взглянуть на меня? Какъ знать? Женщины такъ капризны и неожиданны… да и къ тому же лѣто, скука, одиночество… Я вовсе не желаю сыграть роль графа Нулина; но съ другой стороны было бы еще глупѣе не сумѣть воспользоваться случаемъ, который представляется при такихъ счастливыхъ предзнаменованіяхъ».
