Меня всегда поражало благодушіе раненыхъ разсказчиковъ объ ихъ подвигахъ, равнодушіе или, лучше сказать, крайнее отсутствіе самохвальства въ разсказахъ людей, бывшихъ въ страшныхъ опасностяхъ. Ежели они не знали пунктиковъ, въ настоящее время уничтоженныхъ, ежели они не умѣли отвѣчать начальству, какъ требовалось, за то никто не умѣлъ такъ умирать, какъ умиралъ русскій солдатъ или ратникъ.
Я вамъ разскажу нѣсколько случаевъ изъ временъ севастопольской бойни 1854-55 года.
Собрались ратники; ихъ пріѣхалъ смотрѣть начальникъ.
— За что идешь драться со врагами? спрашивалъ начальникъ одного ратника.
— За вѣру, царя и отечество! бойко отвѣчалъ ратникъ, наученный этому отвѣту своимъ начальствомъ.
— А ты? спрашивалъ онъ другаго ратника.
— За вѣру, царя и отечество!
— А ты? спросилъ онъ третьяго.
Ратникъ сконфузился и молчалъ.
— Говори же, за что? спрашивалъ начальникъ.
— Да такъ, за бездѣлицу…
— Какъ за бездѣлицу? спросилъ озадаченный начальникъ.
— Да такъ, за бездѣлицу: двѣ мѣрки конопель укралъ…
— Что?!
— Укралъ двѣ мѣрки конопель, баринъ въ ратники и отдалъ.
И вотъ этотъ-то человѣкъ, такъ глупо отвѣчавшій, разсказывалъ мнѣ про свои подвиги, которые онъ и подвигами не признавалъ. Разсказывая про свои подвиги, онъ такъ же подсмѣивался надъ собой, какъ и при разсказѣ объ этомъ отвѣтѣ.
— Бывалъ ты въ сраженіяхъ? спросили этого ратника, когда ни уже съ нимъ вдвоемъ посмѣялись надъ его отвѣтомъ.
— Какъ же, бывалъ, отвѣчалъ тотъ, какъ-то лукаво посмѣиваясь.
— Гдѣ? въ какомъ сраженіи?
— Да все тамъ же, подъ Севастополемъ!
— Въ какомъ же сраженіи?
— Подъ самымъ Севастополемъ.
— Чья-жь взяла?
— Чья? — Знамо дѣло: ихъ!..
— Отчего же непремѣнно: ихъ? допытывался я, напередъ предугадывая его отвѣтъ.
— Знамо отчего!
— Да отчего?
— Измѣна!.. Вотъ отъ чего!
— Какая же измѣна?..
— Ну самъ, разсуди, заговорилъ мой ратникъ:- какъ не измѣна? Собрали всю силу, сколько не было подъ Севастополемъ нашей силы, всю собрали, собрали и пустили на него. Хорошо!.. Бросились ни на него, взяли одинъ порядокъ, взяли другой; какъ взяли другой, кинулись на третій; а взяли бы третій — лоскъ ему-бъ, совсѣмъ лоскъ, какъ есть!… А тутъ: Труту-ту! Тру-ту-ту!..
— Это что?
— А это въ трубу заиграли! отвѣчалъ ратникъ, съ видимымъ враждебнымъ чувствомъ:- въ трубу заиграли, отступай, значитъ, назадъ! А зачѣмъ отступать? Два порядка взяли, остался только одинъ третій, и вся наша!… А тутъ отступая!.. Ну, нѣтъ, думаемъ, ребята, постой!.. Ступай впередъ!.. А нашъ-то дружинный кричитъ:- «Назадъ, ребята! назадъ! Худо будетъ!..» Знамо дѣло, думаемъ, худо будетъ, коли начальникъ за измѣну взялся!.. Глядимъ назадъ, а наши-то всѣ назадъ побѣжали… Видимъ, однимъ намъ не справиться, ну и мы за ними бѣжать! А онъ-то какъ сталъ въ насъ палить, палить въ васъ!.. И сколько тутъ кроволитія было, и Боже мой!.. А все измѣна!…
