— Полотенце вѣдь тоже надо вышить красными хоть нитками; краску надо, чай, тоже покупать?
— И, гдѣ покупать! Всего, другъ не накупишься. Да какая у насъ и краска-то. Пойдешь въ лѣсъ, наскоблишь шкурки съ яблонки, вотъ тебѣ и вся краска готова.
— Когда же надо яблонку скоблить? спросилъ я: лѣтомъ, или зимой?
— Вотъ объ эту пору и скоблить надо. Зимой у васъ никто и не скоблитъ.
— Яблонка-то вѣдь портится?
— Портится, да что въ ней толку-то? Здѣсь лѣсная яблонка кислая, съ лѣсной яблонки яблочка не скушаешь. А съ хорошей какъ можно скоблить? Мы съ хорошей не скоблимъ.
— Вѣдь краски разныя; какъ же вы красите одной яблонкой?
— Яблонкой красимъ въ красное, въ черное — ольховой корой, въ желтое — купавки, а то и сандалу прибавляемъ.
— А что, тетушка, можно зайти къ тебѣ пообѣдать? спросилъ я, когда мы подходили къ Любовну.
— Да и звать-то мнѣ тебя не зачѣмъ, отвѣчала баба:- печь ноньче не топлена, да не знаю, досталъ ли хозяинъ мой хлѣба-то; а то во всей хатѣ во-каково кусочка не сыщешь!
— Да я тебѣ, родная, за обѣдъ твой заплачу, что будетъ стоить, сказалъ я. «Можетъ быть» думалъ я, «что баба скупится».
— И, родимый! Христосъ съ тобою! Что ты заплатишь? Если бъ у насъ постоялый дворъ держали; а то хлѣбъ есть — какъ не накормить человѣка? да бѣда-то вся въ томъ: хлѣба, какъ есть, кусочка крошечнаго въ хатѣ нѣту…
— Отчего же у васъ такая бѣдность?
— Христосъ ее знаетъ!.. Такъ, видно, Богъ далъ… хозяинъ у меня человѣкъ больной…
— Чего же онъ не лечится?
— Лечится, родной, лечится.
— Да что жъ?
— На лекарство не идетъ.
— Кто же его лечилъ?
— Да всѣ лечили! и здѣсь всѣ лекарки, и въ городѣ къ лекарямъ ѣздилъ…
— Чѣмъ же вы питаетесь?
— А что Богъ дастъ.
— Господа, что ль кормятъ?
— Мы не господскіе.
— Какіе же?
— Мы удѣльные.
— Да вѣдь надо что-нибудь ѣсть; дома хозяинъ больной, хлѣба не добудетъ.
— Я работаю.
— И всю семью кормишь?
— Чего не заработаю, міръ подаетъ.
— Что же ты, по міру ходишь?
— А что сдѣлаешь? Придется ѣсть нечего, — нужда заставитъ и по міру идти.
— И сынишка твой ходитъ по міру?
— Изъ лѣсу въ поборъ не пускала! какъ то рѣшительно отвѣчала баба.
— Отчего же?
— Я сама то пойду, такъ дѣтямъ про то не скажу; чтобъ дѣти про это и не знали.
— Отчего же?
— Привыкнетъ христарадничать съ измалку, — работать то и не заставишь послѣ.
— Дѣло, родная!
— Какъ не дѣло, родимый!.. Ну, прощай, родимый! Спасибо тебѣ за путь, за дорогу!
— Спасибо и тебѣ.
Женщина пошла на деревню, а я присѣлъ у колодезя, гдѣ уже сидѣло нѣсколько человѣкъ прохожихъ изъ за Трубчевска, возвращавшихся съ лѣсныхъ работъ домой на рабочую пору, и богомольцевъ изъ Челнскаго монастыря.
