.
Про теперешній Орелъ сказать много нечего: послѣ многихъ страшныхъ пожаровъ онъ поправляется очень не быстро; на всѣхъ улицахъ, даже самыхъ главныхъ, вы часто встрѣтите пустыри, обгорѣлые дома; днемъ увидитъ тоже на всѣхъ или почти на всѣхъ улицахъ фонарные столбы; ночью же городъ освѣщается фонаремъ, зажженнымъ у квартиры полиціймейстера; мнѣ говорили, что еще гдѣ-то есть два фонаря, но я ихъ не видалъ, а поэтому объ нихъ и говорить не могу. Страсть къ собакамъ и къ публичнымъ обѣдамъ, кажется, отличительная черта орловцевъ. Днемъ и ночью собаки стаями ходятъ рѣшительно по всѣмъ улицамъ; меня увѣряли, что здѣсь въ Орлѣ собаки не кусаются, хотя въ полицію приходили увѣрять въ противномъ; но все-таки какъ-то не совсѣмъ пріятно, когда на васъ кидаются десять-пятнадцать влюбленныхъ собакъ… Послѣ собакъ, орловцы очень любятъ публичные, торжественные обѣды: пріѣдетъ новый губернаторъ — ему обѣдъ; разстается начальникъ съ губерніей — ему обѣдъ; выберутъ старшину въ клубъ — ему обѣдъ; выгонятъ изъ старшинъ въ клубѣ — члены клуба и его чествуютъ обѣдомъ!
— Охотники у васъ до обѣдовъ, сказалъ я одному здѣшнему чиновнику:- всѣмъ даете обѣды.
— Мы даемъ только достойнымъ своимъ начальникамъ, отвѣчалъ чиновникъ.
— А выгнанному старшинѣ за что клубъ обѣдъ давалъ?
— Чтобъ поощрить теперешняго.
А должно замѣтить, что эти обѣды очень хороши: я знаю, что для такихъ обѣдовъ посылали на почтовыхъ изъ Орла въ Москву за однимъ теленкомъ.
Усохъ, Трубчевскаго уѣзда,
15 іюня 1861 г.
— Какъ пройдти въ Трубчевскъ? спросилъ я, выходя изъ Кокоревки, встрѣтившагося мнѣ мужика лѣтъ за пятьдесятъ.
— А ступай ты прямо на Острую Луку, а такъ выйдешь на Усохъ, а такъ и самъ Трубчевскъ тебѣ будетъ, ноньче рано еще придешь въ городъ.
— Сколько верстъ до города?
— До Острой Луки отъ васъ считается 20 верстъ; а то и всѣхъ 25 верстъ будетъ, да отъ Острой Луки до города 20, - тамъ уже мѣрныя версты: столбы стоятъ; вотъ и считай: верстъ 40 хорошихъ будетъ, да дорога-то ходовата.
— Ну, прощай спасибо на добромъ словѣ.
— Постой немножко; я забѣгу только въ избу, захвачу зипунъ, пойдемъ вмѣстѣ, мнѣ надо на мельницу; а двоимъ все-таки веселѣе.
Черезъ минуту онъ вышелъ и мы отправились съ нимъ.
— Ты зачѣмъ идешь на мельницу? спросилъ я своего спутника.
— Мельницу прорвало весной, плотину надо чинить, такъ затѣмъ и иду.
— Своя мельница?
— Кабы своя — чужая! Мнѣ не слѣдъ было и наниматься-то во чужихъ людяхъ, да что будешь дѣлать! Пришлось на старости лѣтъ на чужихъ работать, а допрежь и дома было своей работы довольно.
