— А еще болѣе тамъ оставаться, — подхватилъ Рихардъ: — но, любезный Густавъ, что вы тамъ видѣли?
— Э, — сказалъ Густавъ: — смотрѣть то вы не хотите, а послушать такъ вамъ интересно. Ну, вы пожалѣли бы, если бы я отказался описать вамъ ужасы, при видѣ которыхъ вы содрогнулись бы.
Всѣ тотчасъ же обступили Густава, который заставилъ себя просить, не смотря на то, что внутренно ему самому хотѣлось поскорѣе разсказать то, что онъ видѣлъ.
— Ну, Ваферней, вы можете передать мой разсказъ вашей юной сретрицѣ, которая до страсти любитъ ужасныя происшествія. Я внесенъ былъ въ Спладгестъ толпой, стремившейся туда со всѣхъ сторонъ. Туда только что принесли трупы трехъ солдатъ Мункгольмскаго гарнизона и двухъ полицейских, найденныхъ вчера въ четырехъ лье отсюда въ ущельяхъ на днѣ Каскадтиморской пропасти. Въ толпѣ зрителей увѣряли, что эти несчастные составляли отрядъ, посланный три дня тому назадъ по направленію къ Сконгену въ поиски за бѣглымъ смотрителемъ Спладгеста. Если это такъ, непонятно какимъ образомъ погибло столько вооруженныхъ людей. Увѣчье тѣлъ повидимому доказываетъ, что они сброшены были съ высоты скалъ. Просто волосы дыбомъ становятся.
— Неужто! И вы ихъ видѣли, Густавъ? — съ живостью спросилъ Ваферней.
— Они по сейчасъ мерещатся мнѣ.
— Кого же подозрѣваютъ въ этомъ преступленіи?
— Нѣкоторые думаютъ, что тутъ причастна банда рудокоповъ, увѣряютъ даже, что слышали вчера въ горахъ звукъ рожка, на который они собираются.
— Вотъ оно что, — замѣтилъ Артуръ.
— Да; но какой то старый крестьянинъ опровергъ эту догадку, указавъ, что въ стороне Каскадтиморы нѣтъ ни шахтъ, ни рудокоповъ.
— Такъ кто-же?
— Неизвѣстно; если-бы тѣла не были цѣлы, можно было бы подумать на дикихъ звѣрей, такъ какъ на членахъ остались длинныя и глубокія ссадины. Такія же ссадины находятся и на трупѣ старика съ сѣдой бородой, принесеннаго въ Спладгестъ третьяго дня утромъ, послѣ той страшной бури, которая помѣшала вамъ, любезный Леандръ Ваферней посѣтить на томъ берегу залива вашу Геро Ларсинскаго холма.
— Да, да, Густавъ, — сказалъ Ваферней, смѣясь: — но про какого старика повели вы рѣчь?
— По высокому росту, длинной сѣдой бородѣ, по четкамъ, которыя были крѣпко сжаты въ его окаменѣлыхъ пальцахъ, хотя онъ былъ найденъ буквально ограбленнымъ донага, въ немъ узнали, говорятъ, извѣстнаго окрестнаго отшельника, кажется Линрасскаго. Очевидно, что и этотъ бѣдняга былъ тоже убитъ… но съ какой цѣлью? Теперь не рѣжутъ за релігиозныя убѣжденія, а у этого стараго отшельника только и было, что шерстяной плащъ, да любовь народа.
