Поручикъ расхохотался.
— Сынъ вице-короля! Право, матушка, вы или бредите, или смѣетесь надо мною.
— Ничуть, сынъ мой. Кто былъ вчера на караулѣ?
— Я самъ, матушка.
— И вы не видѣли барона Орденера?
— И не думалъ! — отвѣтилъ поручикъ.
— Но подумайте, сынъ мой, что онъ могъ прибыть инкогнито, что вы никогда его не видали, такъ какъ воспитывались въ Копенгагенѣ, а онъ въ Дронтгеймѣ; вспомните, что говорятъ о его капризахъ, причудахъ. Убѣждены ли вы, сынъ мой, что не видѣли никого?
Фредерикъ колебался нѣсколько мгновеній.
— Нѣтъ, — вскричалъ онъ: — никого! Мнѣ нечего болѣе прибавить.
— Но въ такомъ случаѣ, - возразила графиня: — баронъ, безъ сомнѣнія, не былъ въ Мункгольмѣ?
Мусдемонъ, сперва изумленный не менѣе Фредерика, не проронилъ ни одного слова изъ разговора.
— Позвольте, благородная графиня, перебилъ онъ мать молодаго Алефельда: — господинъ Фредерикъ, скажите, пожалуйста, какъ зовутъ вассала, любовника дочери Шумахера?
Онъ повторилъ свой вопросъ, такъ какъ Фредерикъ, погруженный въ задумчивость, не слушалъ его.
— Я не знаю… или скорѣе… Да, я не знаю.
— Но почему вы знаете, что она любитъ вассала?
— Развѣ я это сказалъ? Вассала? Ну, положимъ, вассала…
Замѣшательство поручика росло съ каждой минутой. Этотъ допросъ, мысли, порождаемыя имъ въ немъ, обѣтъ молчанія приводили его въ смущеніе, съ которымъ онъ боялся не совладать…
— Клянусь честью, господинъ Мусдемонъ, и вы, достойная матушка, если страсть къ допросамъ теперь въ модѣ, забавляйтесь промежъ себя, допрашивая другъ друга. Мнѣ же рѣшительно нечего болѣе вамъ прибавить.
Поспѣшно открывъ дверь, онъ исчезъ, оставивъ ихъ теряться въ безднѣ догадокъ и предположеній. Заслыша голосъ Мусдемона, который звалъ его, онъ опрометью бросился на дворъ.
Вскочивъ на лошадь, онъ направился къ гавани, откуда рѣшился снова переправиться въ Мункгольмъ, надѣясь застать тамъ незнакомца, который заставилъ погрузиться въ глубокія размышленія одинъ изъ самыхъ легкомысленныхъ умовъ одной изъ наиболѣе легкомысленныхъ столицъ.
— Если это дѣйствительно былъ Орденеръ Гульденлью, — разсуждалъ онъ самъ съ собой, — въ такомъ случаѣ моя бѣдная Ульрика… Но, нѣтъ, невозможно, чтобы онъ былъ такъ глупъ, предпочтя бѣдную дочь государственнаго преступника богатой дочери всемогущаго министра. Во всякомъ случаѣ дочь
Шумахера не болѣе, какъ одна изъ его прихотей. Ничто не мѣшаетъ, имѣя жену, завести въ то же время и любовницу… это даже бонтонно. Но нѣтъ, это не Орденеръ. Сынъ вице-короля не нарядился бы въ такой потасканный камзолъ; а это старое черное перо безъ пряжки, истрепанное вѣтромъ и дождемъ! А этотъ широкій плащъ, изъ котораго вышла бы палатка! Эти всклоченные волосы, незнакомые ни съ гребенкой, ни съ прической! Эти сапоги съ желѣзными шпорами, забрызганные грязью и пылью! Нѣтъ, рѣшительно это на него не похоже. Баронъ Торвикъ, кавалеръ ордена Даннеброга; этотъ же незнакомецъ не имѣлъ никакого знака отличія. Будь я кавалеромъ ордена Даннеброга, мнѣ кажется, я даже спалъ бы въ орденской цѣпи. О, нѣтъ! Онъ даже не слыхалъ о Клеліи. Нѣтъ, это не сынъ вице-короля.
