— Съ Урхтальскихъ береговъ.
— Оглипиглапъ! — закричалъ Спіагудри.
Малорослый лапландецъ въ кожанной одеждѣ появился на этотъ зовъ въ одной изъ боковыхъ дверей и сдѣлалъ знакъ носильщикамъ слѣдовать за нимъ. Спіагудри тоже пошелъ съ ними и дверь захлопнулась, прежде чѣмъ толпа любопытныхъ успѣла угадать по длинѣ трупа, покоившагося на носилкахъ, мужчина то былъ, или женщина.
Всевозможныя предположенія и догадки прерваны были появленіемъ Спіагудри и его помощника, которые внесли трупъ мужчины во второе отдѣленіе морга и положили его на одну изъ гранитныхъ плитъ.
— Давненько ужъ не попадалась мнѣ такая прекрасная одежда, — промолвилъ Оглипиглапъ, качая головою.
Приподнявшись на цыпочкахъ, онъ прикрылъ мертвеца красивымъ капитанскимъ мундиромъ. Голова трупа быда обезображена, все тѣло въ крови. Сторожъ нѣсколько разъ окатилъ его водою изъ стараго поломаннаго ведра.
— Клянусь Вельзевуломъ! — закричалъ солдатъ: — Это офицеръ нашего полка!.. Кто бы это могъ быть?.. Ужъ не капитанъ ли Болларъ… съ горя, что потерялъ своего дядю? Но нѣтъ, онъ его прямой наслѣдникъ. — Не баронъ ли Рандмеръ? Вчера онъ поставилъ на ставку свое имѣніе, но завтра же вернетъ его съ замкомъ противника въ придачу. — Быть можетъ это капитанъ Лори, у котораго утонула собака, или казначей Стункъ, которому измѣнила жена? — Однако во всѣхъ этихъ поводахъ я не нахожу ни малѣйшей уважительной причины къ самоубійству.
Толпа зрителей увеличивалась съ каждой минутой. Въ это время молодой человѣкъ, проѣзжавшій по пристани, примѣтилъ это стеченіе народа, соскочилъ съ лошади и, бросивъ поводья слѣдовавшему за нимъ слугѣ, вошелъ въ Спладгестъ.
Вновь прибывшій одѣтъ былъ въ простой дорожный костюмъ, вооруженъ саблей и закутанъ въ широкій зеленый плащъ. Черное перо, прикрѣпленное къ его шляпѣ брильянтовымъ аграфомъ, ниспадало на его благородное лицо и колыхлось надъ его высокимъ лбомъ, обрамленномъ длиннымя каштановыми волосами; его забрызганные грязью сапоги и шпоры свидѣтельствовали, что онъ прибылъ издалека.
Когда онъ вошелъ въ Спладгестъ, какой-то малорослый приземистый человѣкъ, закутанный тоже въ плащъ и пряча свои руки въ огромныхъ перчаткахъ, спрашивалъ солдата:
— А кто тебѣ сказалъ, что онъ самоубійца? Что онъ не самъ покончилъ съ собой, это также вѣрно, какъ то, что крыша вашего собора не загорѣлась сама собой.
Подобно тому, какъ обоюдоострый мечъ наноситъ двойную рану, такъ и эти слова породили два отвѣта.
— Нашъ соборъ! — повторилъ Ніэль: — Его кроютъ теперь мѣдью. Говорятъ, что это злодѣй Ганъ поджегъ его, чтобы доставить работу рудокопамъ, среди которыхъ находился его любимецъ Жилль Стадтъ.
