Перед этими-то обезображенными останками, среди молчаливой толпы начался вышеприведенный разговоръ.
Рослый, сухощавый человѣкъ пожилыхъ лѣтъ, скрестивъ руки и опустив голову на грудь, сидѣлъ въ самомъ темномъ углу морга [1] на поломанной скамьѣ. Казалось, онъ не обращалъ ни малѣйшаго вниманія на происходившее вокруг него, но вдруг поднявшись съ мѣста, онъ крикнулъ: «Тише, тише, болтуньи!» и протянулъ руку солдату.
Воцарилась тишина. Солдатъ обернулся и громко расхохотался при видѣ новаго собесѣдника, изможденное лицо котораго, рѣдкiе, растрепанные волосы, длинные пальцы и полный костюмъ изъ оленьей кожи достаточно оправдывали столь неожиданную веселость. Между тѣмь въ толпѣ женщінъ поднялся сдержанный говоръ:
— Это сторожъ Спладгеста [2]. Это адскій тюремщикъ мертвецовъ! — Это дьявольскій Спiагудри! — Проклятый колдунъ…
— Тише, болтуньи, тише! Если сегодня день вашего шабаша, спѣшите къ вашимъ помеламъ, не то они улетятъ безъ васъ. Оставьте въ покоѣ этого благороднаго потомка бога Тора.
Съ этими словами Спіагудри, попытавшись скроить граціозную улыбку, обратился къ солдату:
— Ты сказалъ, товарищъ, что эта жалкая женщина…
— Старый негодяй! — пробормотала Олли: — Мы дѣйствительно для него жалкія женщины, такъ какъ наши тѣла, попадись они въ его когти, не принесутъ ему по таксѣ болѣе тридцати аскалоновъ, межъ тѣмъ какъ за любой негодный остовъ мужчины онъ имѣетъ вѣрныхъ сорокъ.
— Тише, вѣдьмы! — повторилъ Спіагудри: — Право, эти чортовы дочери что ихъ котлы; какъ согрѣются, начинаютъ шумѣть. Скажи-ка мнѣ, мой храбрый воинъ, твой товарищъ, любовницей котораго была Гутъ, безъ сомнѣнія наложилъ на себя руки, потерявъ ее?..
Эти слова произвели взрывъ долго сдерживаемаго негодованія.
— Слышите, что толкуетъ басурманъ, старый язычникъ? — закричало разомъ двадцать пронзительныхъ, нестройныхъ голосовъ: — ему хочется заполучить еще новаго покойника ради лишнихъ сорока аскалоновъ!
— А если бы и такъ, — продолжалъ сторожъ Спладгеста: — Нашъ милостивый король и повелитель Христіернъ V, да благословитъ его святой Госпицій! — развѣ онъ не объявилъ себя покровителемъ всѣхъ рудокоповъ, такъ какъ они обогощаютъ его королевскую казну своимъ скуднымъ заработкомъ.
— Не слишкомъ ли много чести для короля, сосѣдъ Спіагудри, — замѣтилъ рыбакъ Брааль:- когда ты сравниваешь королевскую казну съ сундукомъ твоей мертвецкой, и его особу съ своей?
— Сосѣдъ! — повторилъ Спіагудри, уязвленный такой фамильярностью: — Твой сосѣдъ! Скажи-ка лучше твой хозяинъ, такъ какъ легко можетъ статься, что со временемъ я и тебѣ, мой милѣйшій, одолжу на недѣльку одну изъ моихъ каменныхъ постелей. Впрочемъ, — добавилъ онъ, смѣясь: — я вѣдь заговорилъ о смерти этого солдата въ надеждѣ видѣть продолженіе обычая самоубійствъ подъ вліяніемъ сильныхъ, трагическихъ страстей, внушаемыхъ подобными женщинами.
