— Я не знаю, — нерешительно ответил Витька. — Космонавтом… не знаю. Наверное, всё-таки просто военным. Обычным.
— А я… — Майкл неожиданно ожесточённо посмотрел на русского, — я всё-таки стану астронавтом. О-бя-за-тель-но. Может, я и не успею на Марс, но я всё равно буду астронавтом, Виктор. Назло всем. Назло этим… всем. Их не станет. А я — буду астронавтом.
Обратно вернулись, неся в судках яичницу с ветчиной и помидорами, сэндвичи с рыбой, хлеб, черничный джем, лимонное желе и кофе с ромом. Дождь продолжал лить вовсю, и земля разъезжалась, как мыло… но теперь Витька этого не замечал. Они с Майклом, ухитряясь одновременно держать почту, судки и прочее, по очереди листали «Звёздную дорогу», обсуждая снимки и статьи. Майкл совершено не был похож на себя уже привычного Витьке — он смеялся, вырывал журнал, спорил и, когда они ввалились в блиндаж, первое, что Витька увидел — обалделые, неверящие глаза Джека. Собственно, смотрели-то на них все, и Эрих, неожиданно расхохотавшись, сказал, ни к кому не обращаясь (но Витька понял, кому и о чём он говорит):
— А ты страдал!
Майкл перестал смеяться, но и прежняя угрюмость к нему уже не вернулась. Он бухнул на стол пакет:
— Почта.
Витька тоже выгрузился. На еду пока особого внимания не обратили, все ломанулись к почте и в два счёта распотрошили пакет. Майкл тоже получил целых два письма.
— От кого? — весело спросил Витька, присаживаясь на кровать. Он сегодня ничего не получил, но и не ждал.
— Он тёти Хикси и от нашего командира, — улыбнулся Майкл, распечатывая один из треугольников.
Жозеф с радостным видом схватил письмо со своей фамилией — и буквально с первых же строк побелел, как стена. Потом скомкал бумагу и бросил комок на середину стола, а сам ушёл к кровати и упал на неё ничком, зажав уши руками.
— Жозеф? — тут же окликнула Елена, поднимаясь на ноги. Все оторвались от писем. — Что случилось? — она поднялась на ноги.
Жозеф лежал неподвижно. Его спина под курткой дрожала, он с усилием стискивал голову, словно боялся, что она взорвётся изнутри — и руки тряслись тоже. Елена, присев на корточки рядом с кроватью, начала гладить его по спине. Совсем не смешно.
— Я так и знал, — сказал Эрих и длинно, аж с каким-то треском, выругался по-немецки. — Я же говорил тебе, что она тварь! Недостерилизованная тварь!
— Не смей! — вдруг заорал Жозеф, вскакивая и опрокидывая Елену на пятую точку. — Не смей! Что ты понимаешь, германский чурбан!
— Тихо, тихо, тихо, — Эрих поднял руки. Жозеф сразу рухнул, словно ему перерубили ноги. Тихо застонал и сказал:
