Изгнанники Эвитана [Дилогия] | страница 38
Матушка говорила, этот сундук не открывали лет сто. Даже ключ давно потерян.
Значит, не потерян…
Ковер перевалился через край с глухим стуком. Как земля — на гробовую крышку.
— У меня есть одежда Эдварда. К счастью, вы носили одни цвета. Теперь это нас спасет. Отвернись. Я тоже отвернусь.
Так они и раздевались — спиной друг к другу. Будь это часом раньше — Леон не удержался бы оглянуться. Но то, что случилось, выжгло даже желание. Юноша вяло скинул окровавленную одежду, натянул отцовскую…
Ветер воет в ставнях. А в тон ему — волки. Их голоса уже не мерещатся.
А судя по крику — тело нашли.
Непонятно, как выбраться из покоев Полины незамеченным. Но об этом Леон думать не в состоянии. Как и о чём-то другом…
Сейчас же сюда кто-нибудь придет! Творец милосердный, спаси и помилуй!..
— Леон!
Он обернулся.
Мачеха уже полностью одета. Не в пеньюар, а в домашнее платье. Не голубое — его любимое, а тёмно-бордовое. И сверху — темная накидка. Почти траур.
— Быстрее!
Ее одежда полетела в сундук, его — следом. Полина вмиг провернула ключ и сунула глубоко за корсаж.
— Всё! — устало прошептала она, садясь на широченную (супружескую!) кровать. — Сундук — старинный, бабкина рухлядь, ключи давно потеряны… Нет, не всё, — со сноровистостью опытной горничной молодая женщина застелила постель, разгладила складки. — Садись! — она почти втолкнула пасынка в слишком мягкое кресло.
Достала ратников, сама села напротив.
Доска привычно легла на тонконогий столик. Между обитыми голубым шелком креслами. Мягкими… как постель в камере смертников.
Ратники… Леон с отцом часто просиживали за игрой — часами. Еще до восстания.
Папа иногда поддавался сыну…
Полина расставила фигуры, будто партия идет минут сорок — не меньше. Причем соперники действительно «играли», а не «абы как» понаставили «ратников».
Полина почти всегда проигрывала Леону, это Ирия выигрывала. Но, оказывается, мачеха за доской — ничуть не хуже сестры. Да она — просто великолепный игрок!
О чём он думает?! Какая разница, кто как двигает ратников? Над головой висит обвинение в убийстве родного отца!
Рука бездумно сжала первую попавшуюся фигуру.
И за дверью раздались неотвратимо-тяжелые шаги. А спустя полный липкого страха миг — громкий, уверенный стук в дверь.
Так не бывает!
Ирия ожидала от будущего чего угодно. Но не папиной внезапной смерти.
Девушка еще с порога поняла всё. Бросаясь к отцу, падая на колени — уже знала: поздно.
А надежда рвала сердце: нет, жив! Будто краем сознания Ирия отметила что-то неуловимое. А понять за пеленой горя — не смогла…