, что ему вдруг захотелось от радости сделать мне двойной нельсон.
Всю дорогу до Атлантик-Сити Ашер говорил исключительно о «Грин дей», о том, что они, возможно, исполнят и что он умирает, как хочет услышать «Американского идиота», ведь это его любимая песня. Впервые в жизни он ехал на настоящий концерт. Я сидел рядом, слушал его трескотню и упивался его восторгом.
Папа отвел нас на обед в ирландский паб, выпил несколько пинт пива, а затем отвез нас на концерт, проходивший в одном из казино. Уж не припомню, в каком именно, так как по мне они все одинаковые. Когда Ашер понял, что у нас места в первом ряду, он снова обнял меня и сказал:
– Леонард Пикок, только ты и человек! Леонард Пикок! Я серьезно! Первый ряд? Каким образом?
У папы до сих пор сохранились кое-какие связи, но я решил об этом не говорить. А просто скромно пожал плечами.
И вообще, было чертовски приятно доставить удовольствие своему другу. Типа, я был настоящим героем.
На сцену вышла группа «Грин дей», представление началось.
Когда они заиграли «Американского идиота», Ашер вцепился мне в руку, завопил от восторга прямо в ухо и начал подпевать, повторяя песню слово в слово.
Я никогда не был особым фанатом «Грин дей», но это был лучший концерт в моей жизни, и в основном потому, что было страшно приятно наблюдать за реакцией Ашера на возможность увидеть живьем его любимую группу и знать, что все это благодаря мне, что я стал героем на один вечер, что я сделал ему идеальный подарок, а все те придурки на его дне рождения – ребята из нашего класса, которые презрительно щурились на нарисованный мной знак вопроса, – просто ни черта не способны понять: ни меня, ни жизни вообще.
Счастливые и довольные, в фирменных футболках «Грин дей» с изображением гранат в форме сердца, мы встретились с папой в условленном месте рядом с игровым залом казино, и, когда он спросил, как нам понравился концерт, я практически ничего не услышал – настолько заложило уши.
– Жесть! – не переставал говорить Ашер. – Просто улет!
– Очень хорошо, очень хорошо, – ответил папа, весь из себя такой невозмутимый, как всегда после пары стаканчиков, а глаза у него были стеклянными. – Очень хорошо, очень хорошо. – Он говорил быстро и словно нараспев, с ударением на начало слов и проглатывая окончание, поэтому вся фраза звучала как «очень хорошо, оч-хор».
К концу их с мамой семейной жизни, когда отец окончательно слетел с катушек, он на все отвечал: «Очень хорошо, оч-хор». – «Папа, я завалил естествознание». – «Очень хорошо, оч-хор». – «Мама трахается с этим французским дизайнером, у которого работала моделью». – «Очень хорошо, оч-хор». – «Папа, я только что поджег тебе яйца». – «Очень хорошо, оч-хор». Он стал точно кукла, говорящая стереотипные фразы, если дернуть за веревочку. «Очень хорошо, оч-хор». «Очень хорошо, оч-хор». «Очень хорошо, оч-хор».
