— Мы у родни Сакылты гостили. Там подарили. Что вы беспокоитесь? Если одного барана из отары не отдать, что ты тогда за чабан? — Калап вскочил на Каурого. — До свидания! Всего вам доброго!
— Пусть и у тебя все будет хорошо, Калап. Счастливого пути! Может, доберусь до тайги, побываю у вас.
— Приезжайте. Погостите на моем летнике в Ташту-Боме.
Тукпаш глядел вслед Калапу и с беспокойством всматривался в надвигавшиеся с запада тучи.
Прожив тридцать с лишним лет в этой долине, он и не подозревал, что совсем рядом, за синеющими горными вершинами, совершенно другая земля, другая вселенная — на летних пастбищах, дьяйлу. Однажды, оставив за собой таинственный шепот тайги, устрашающий оскал ущелий, поросших кустарником, давящие со всех сторон крутые скалистые уступы, бездонные теснины, над которыми голубеет узенькая полоска неба, чуть живой взобрался Тукпаш на перевал Кочкор. От удивления у него дыхание перехватило. Он замер, жадно вглядываясь в неожиданно распахнувшийся перед ним сказочно таинственный мир. Далеко окрест лежали просторные долины, ярко желтели склоны гор, плотной стеной возвышались величественные кедры, а над ними — скованные вечным льдом суровые белки, из которых, словно из переполненного вымени, льются бесчисленные ручьи. Невиданных окрасок и оттенков цветы, пушистые кусты арчина-можжевельника. Черная смородина и кислица, алая, как кровь. Батун — хоть косой коси. Золотой корень — что картофельное поле. Кандык — с палец. И горы, горы, горы вокруг.
Родной Алтай!.. Взбодрилось усталое тело, переполнилось высокой радостью. Захотелось тихо-тихо запеть «Айайым» — протяжно и певуче, подобно неутомимому бегу богатырского коня, ,как древний напев величавой этой земли.
Родные люди, пасущие скот... Там и сям — круглые, как сердце, аилы, над которыми вздымаются тонкие нитки дымков. Возле них белые пятна отар. Доедешь до стоянки, и набросятся на тебя одичавшие в этой глуши вместе с медведями и волками чабанские псы. Выйдет навстречу стосковавшийся по людям чабан. Улыбчиво лицо его, мозолистые руки прокоптились до черноты. Топит очаг он кедровыми поленьями, я сажа от них въедливая, как самая прочная краска. Коснись — и не отмоешь. Войдешь, пригнувшись, в аил. Под дымоходом подвешен на крюк черный казан, а в нем — мясо...
Добираться до тайги не просто. Только верхом. С запасом еды. До ближней стоянки от села — день пути, до дальней — два. Даже бывалые табунщики, привычные к седлу, добравшись до тайги, отлеживаются, приходят в себя. Пастбища тучны и обширны, так что овцам можно дать волю — никогда с чужими не смешаются. Хоть сколько отар на дьяйлу, — всем места хватает.
