Калап обернулся. Гардеробщик в галунах и лампасах услужливо подавал пальто рыхлому мужчине с жирным подбородком. Даже на цыпочки привстал. А этому хоть бы что. Буржуй, да и только! Чирей у него, что ли, на пояснице? Не нагнется даже. Одеться сам не может. На кого он походит? Да это, однако, Кравцов! Ну да, Кравцов!
Что было после, Калап помнит плохо. Пришел в себя он в закрытой машине. Рядом — два милиционера. Перед глазами жирный подбородок и такая же жирная, потная шея.
Утром его вызвали на допрос.
— Фамилия? Имя?
Калап назвал первые пришедшие на ум — документов при нем не было.
— Карамурзанов. Оразбай.
Место жительства?
— Джезказган.
— Адрес?
— Социалистическая, двадцать два, квартира двадцать.
— Впервые у нас?
— Да.
— Что делаете в городе?
— Учиться приехал.
— Проверим.
Ничего хорошего из вранья не получилось. Калап признался во всем — кто он, откуда, зачем в городе. Про отару, про мясокомбинат, про Кравцова начистоту выложил.
— Эх, парень-парень! — пожурил майор. — Зачем обмануть хотел?
Пятнадцать суток он Калапу все же навесил.
Два дня уголь на станции грузил. Товарищи разыскали, стали просить, чтобы отпустили. Ни в какую! Выручил Кула-Ат, верный конь. Куда его девать, пока Калап отсиживать будет? Кто кормить коня станет? Взяли с Калапа тридцать рублей штрафа и — с миром.
Вернулись домой...
На комсомольском собрании председатель колхоза выступал.
— Знаете, сколько мы потеряли? Все равно что новый трактор с откоса спустить. Как если бы собственными руками сожгли новую стоянку в Сары-Чет. То же самое... А про Алымова я и говорить не хочу...
— Горько, горько слышать такое. Нет вины Калапа в том, что баранов на мясокомбинате передержали, а отвечать все одно ему. Не натвори он такого в ресторане — другой разговор был бы.
А как Кызылгачы? Что о ней теперь думать...
Вскоре — праздник. Большой праздник. Старый сельский клуб забит до отказа. Дохни народ разом — стены развалятся. На сцене, как положено, президиум. Доклад. После него награждение передовиков — премии, ценные подарки, грамоты... Председатель с парторгом с двух сторон вручали, едва за час управились.
Вот парторг выкликает:
— Быйанкин Дьорго! Передовой чабан. Перевыполнил все свои личные планы. Двадцать восьмой год чабаном. Отец десяти детей. Ему грамота из области! — Он поднимает над головой грамоту в красной обложке с золотыми буквами. — Здесь Дьорго? Я спрашиваю, здесь он?
— У него овцы пропали. Не смог прийти. Не приде-от.
