— Все в точности повторяю.
Еще раз продолжительно посигналил. Выждал ровно минуту, скрежетнул рычагом скорости и пустил самосвал по тракту дальше.
— Никого здесь не видел? — спросил Антон.
— Перед пасекой косач почти из-под колес вылетел и несколько рябчиков через дорогу фыркнули. А после пасеки, как в пустыне…
— До самого шоссе?
— Ну, я даже подумал: «Что так тихо на дороге?» Обычно, когда по старому тракту мчишься, всякая живность из травы по сторонам разлетается.
Припоминая вычерченный следователем план, Антон про себя отметил, что после пасеки Тропынин ехал по следу недавно промчавшейся цыганской подводы. Потому и опустел перед ним затянутый травою старый тракт.
— Сергей Павлович, когда с Барабановым мимо цыганского табора проезжал, лошадь их там не видел?
— Видел монголку. Запряженная стояла.
— А когда уже с зерном?
— Палатки, помню, слева виднелись, а лошадь, кажется… Нет, не было уже лошади.
«Все сходится», — подумал Антон и, увидев приближающийся березовый колок, в котором, по рассказу Славы Голубева, опергруппа обнаружила труп Барабанова, попросил Тропынина остановиться.
Осенняя грусть подчеркивалась необычайной тишиной. Казалось, все живое в колке спряталось, и природа умиротворенно ждет того часа, когда ее укроет белый снег.
Войдя в березник, метрах в десяти от опушки, Антон быстро отыскал кучу хвороста. Рассматривая оставленные оперативниками следы, задумчиво постоял и вернулся к машине.
— Поехали, Сергей Павлович. У Крутихи остановишься. Покажешь, где обрез достал.
Тропынин, пропустив перед собой «Колхиду» с загруженным зерном прицепом, разворачиваясь влево, выехал на шоссе и переключил скорость. Едва самосвал взбежал на взгорок, с которого начинался спуск к Крутихе, сказал:
— Когда прошлый раз сюда вот выскочил, идущий впереди «ГАЗ» мостик переезжал.
— Тоже с зерном? — спросил Антон.
— Порожний. В кузове один мужик сидел в дождевике с капюшоном. Как монах.
— Не зеленый был дождевик?
— «ГАЗ» пылил здорово. Разве разглядишь…
— Может, машина была тебе знакома?
— Райпотребсоюзовский грузовик. Арбузы в Серебровку привозил.
Проехав скрипнувший под тяжестью самосвала мостик через Крутиху, Тропынин свернул к обочине и пошел показывать, где и как увидел в речке обрез. Тенью следуя за ним, Антон чуть ли не с первых слов понял, что Тропынин лукавит самым беспардонным образом. Когда Тропынин замолчал, Антон, встретясь с ним взглядом, спокойно проговорил:
— Обстоятельно, Сергей Павлович, рассказал, но, к сожалению, все рассказанное — неправда.
