Потом, со стыдом вспоминая этот день, Генка сравнивал его с другим, похожим. Тогда он тоже был лихорадочно весел, суетлив и многословен, а к вечеру свалился с высокой температурой и неделю пролежал с ангиной.
В этот же злополучный день никакой ангины у него не было, он был здоров как бык и, понимая, как неловко за него всем сидящим за столом, продолжал громко хвалиться своими ночными подвигами. При этом он то и дело поглядывал на соседний стол, где все еще пустовало место Оли.
Иногда он ловил на себе взгляды Вениамина и лихо подмигивал ему, как сообщнику. А Вениамин с тревогой и грустью наблюдал за Генкой, не понимая, что происходит с мальчишкой.
Утром у Вени был долгий разговор с начальником. Он хотел прийти к нему сам, но Людмила опередила его, и получилось, будто он хотел скрыть ночное происшествие. Вениамин не оправдывался. Он молча выслушал все упреки Людмилы и попросил разрешения поговорить с начальником наедине. Людмила покрылась красными пятнами и вышла.
Вениамин не нарушил клятвы. О том, что задумано, не было сказано ни слова. Разговор шел только о Генке. Начальник ругал себя за попустительство, за повышенный интерес к занятному этому парнишке, сожалел о том, что Генка не понял хорошего к нему отношения, счел это за слабость и окончательно распустился. Вениамин защищал Генку, не выгораживая и не скрывая его проступков, а пытаясь найти им объяснение. Сошлись на том, что попробуют в последний раз поверить ему.
В конце разговора начальник вдруг признался, что всегда хотел иметь сына, а родилась дочка, Светка. Он, конечно, не жалеет, но сын — это все-таки сын! Потом посмотрел на смущенное лицо Вениамина и рассмеялся. Смеялся он хорошо, открыто, и Вене тоже вдруг стало весело и подумалось о том, что все задуманное ими исполнится. Генка больше никогда не сорвется, а когда землянка будет восстановлена, начальник будет радоваться вместе с ними.
Ничего этого Генка не знал.
Кончив обедать, он победно прошелся по столовой, залпом выпил оставшийся на раздаточном подносе стакан компота, придя в спальню, сдернул с Тяпиной койки свои подушки и завалился спать.
Вечером Генка встретил Олю. Ей уже разрешали сидеть на крылечке изолятора, но, когда врачиха отлучалась куда-нибудь, она прохаживалась в березнячке, с каждым разом уходя все дальше и дальше.
Оля стояла под старой раскидистой березой и высматривала какую-то пичужку, распевающую в густой листве. Светлое ее платье сливалось с бело-черным стволом, и, наверно, поэтому Генка увидел ее, когда подошел чуть не к самому дереву.
