Спальня без окон выходила в ванную комнату. Сюзанна жаловалась, что никогда не знает, какая погода на улице.
— Какая погода? Где Жан?
— Погода хорошая. Жан в аптеке.
За дверью ванной комнаты находилась ванна на когтистых лапах, волочащая пузо по полу, как такса.
— Единственное животное в доме, — говорила Сюзанна.
— Ты здесь моешься?
— Я здесь скучаю. Когда мне уж очень скучно, я моюсь; тру себя пемзой. Посмотри, какие у меня гладкие локти. Я часто скучаю.
— Я тоже.
Я целовал Сюзанну. Мы возвращались в аптеку.
— Ну вот, мы готовы.
Жан снимал халат. Мы уходили в Азру, маленький рыболовный порт рядом с предместьем Мсаллаха: поселковая площадь, загроможденная сетями и лодками, и поселок, включая колокольню, поднимавшийся по горному склону. Гора там отвесно уходила в море.
После купания мы часто обедали под деревьями, в баре финикиян. Ветром вздувало скатерть; под столом бродили куры. К моему колену прикасалось колено Сюзанны. Еще стояло лето.
Однажды вечером заведующий почтой в больнице вручил мне три письма, по письму для каждого из интернов. Я раскрыл то, что было адресовано мне. Это был приказ о призыве на военную службу: «немедленно явиться в управление военно-медицинской службы в Ифри». Мне пришлось перечитать письмо несколько раз. Давно ожидаемое событие так поразило меня, что глаза мои словно затуманило.
Моя любовь к Сюзанне сжалась во мне в комочек, и я, словно потеряв чувство глубины, не смог бы сказать, была ли то большая любовь, если взглянуть на нее издалека, или жалкая любовишка, если взглянуть на нее вблизи. Я почувствовал, что сильно краснею, и когда схлынула волна стыда, решил, что я спасен.
* * *
Я во второй раз уходил на войну.
Накануне отъезда в интернате был роскошный ночной праздник. Жорж пригласил всех наших друзей.
На рассвете в столовой остались только я и Рене. Рене уже несколько часов играл на пианино. Эмма спала на диване, подложив белые руки под рыжую голову.
Я принялся собирать посуду; вся мебель была уставлена ею. Я все убрал на место. Эмма на диване была не на своем месте.
— Может быть, уложить твою Эмму в постель?
— Нет, ей и так хорошо; налей мне выпить, — сказал Рене.
Он пил, продолжая играть левой рукой. Я стал подметать коридор. У меня было печальное настроение уборщицы. Жан и Сюзанна спали, обнявшись, в комнате, которую им уступили на одну ночь. У Жана была огромная борода цвета красного дерева из волос Сюзанны. Я потушил свет, закрыл дверь. Жорж в своей комнате спал с Люсеттой, но не на кровати, а на ковре. Я закрыл дверь. Чужой сон наводил на меня грусть. В этом доме я засыпал всегда последним. Я не жил в интернате, я его посещал. Приливами и отливами обитателей меня сносило в сторону, как хромые стулья, пианино и бар (буфет Анриде, треснувший посередине).
