На восемнадцатый день пути они переправились через Луару под Орлеаном.
Жанна объехала город стороной, вооруженные гугеноты верхами скакали возле самой
королевской кареты и обступили ее еще теснее, когда показались посланцы
французской королевы. Это были придворные, они учтиво приветствовали Жанну, но
они привели с собой личную охрану, состоявшую из католиков, и те возымели
намерение ехать ближе к карете, чем гугеноты. Однако свита Жанны и не думала
уступать, завязалась рукопашная. Маленький Генрих высунулся из окна и
подзадоривал своих на беарнском наречии, которого католики не понимали.
Внезапный ливень остудил воинственный пыл дерущихся, они поневоле засмеялись и
снова стали учтивы. Небо в темных тучах нависло над непривычными для южан
тополями, в которых шумел ветер. Здесь было свежо в августе и как-то
неприютно.
— Что там за черные башни, мама, и почему они горят?
— Это солнце садится позади замка Сен-Жермен, куда мы едем, дитя мое. Там
живет королева Франции. Ты ведь помнишь все, что я тебе рассказывала и что ты
обещал мне?
— Я все помню, мамочка.
Генрих сразу же повел себя как молодой забияка, гордый и воинственный.
Правда, сначала он видел только слуг: они разлучили его с матерью и оставили
при нем в комнате лишь воспитателя, а затем подали на стол мясо, одно мясо!
Когда и на другой день ему предложили одно только мясо, он стал настойчиво
требовать южных дынь, — сейчас была как раз их пора. Генрих расплакался,
отказался есть, и для утешения его отправили в сад. Дождь наконец перестал.
— Я хочу к маме. Где она?
Ему ответили: — У мадам Екатерины, — и Генрих испугался, ибо знал, что это
королева. Он больше ни о чем не спрашивал.
На нем было его лучшее платье, за ним шли два господина — воспитатель Ла
Гошери и Ларшан, беарнский дворянин. Дойдя до лужайки, он повстречался с тремя
мальчиками, их тоже сопровождала свита, но она была многочисленнее. Генрих
сразу же заметил, что они держатся не так, как дети, которым хочется поиграть;
особенно старший — он вилял бедрами и задирал голову, точно взрослый щеголь;
его белый берет украшали перья.
— Господа, — обернулся Генрих к своим спутникам, — это что за птица?
— Осторожнее, — прошептали они, — это король Франции.
Обе группы остановились друг против друга, молодой король стоял перед
маленьким принцем Наваррским. Он словно застыл на месте, ожидая, когда Генрих
подойдет поближе. А тот, не спеша разглядывал его. У Карла Девятого не только
берет был белый, он был весь в белом с головы до ног. Шею охватывало белое
жабо, лицо словно лежало на нем, он слегка отвернулся, смотрел, чуть скосив
глаза. Его взгляд, хитрый и грустный, как будто говорил: «Я про тебя уже все
знаю. К сожалению, мне про всех вас нужно все знать».
