На мое счастье, устало возвращался от своих березовых этюдов молодой художник Истомин. И я все ему рассказал. Ну… почти все. Он взял записку и с сомнением спросил:
– От Шерлока Холмса не попадет?
– Вам не попадет, – уверил я. – И вы же не хотите, чтобы его дети подверглись опасности.
Мы вместе дошли до Лесной, я притормозил, а Истомин направился к терему дачника. И скоро вернулся. И вот что рассказал.
– Все путем, Дим. Дачник сначала уперся, мол, никого у меня в доме, кроме меня самого, нет, а потом не устоял. Позвал вашего Виталика. Мне показалось, что он еще не научился читать. Или уже разучился. Он, Дим, долго шевелил губами, а потом сказал: «Что за хрень?», и прочитал вслух: «Продается коза. Четырехлетка. Комолая. Ведерница. Звать Лизка». Хорошо я догадался посоветовать ему перевернуть листок – я было и сам чуть не подумал, что это шифровка.
– Он еще что-нибудь сказал?
– Сказал. Скомкал записку и сказал: «Ну они у меня попляшут!»
Как козлы на веревочке.
– Я вам помог? – спросил Истомин.
– А то! Спасибо.
– Картины-то не нашлись?
– Нашлись. Только я не знаю, где они.
Истомин вытаращил свои глаза, вздохнул и, вскинув на плечо этюдник, пошел по своим делам.
А я – по своим, под домашний арест. И по дороге знаете о чем думал? Я думал о том, что стоит хоть чуть-чуть изменить своей совести, то уже с кривой дорожки не свернешь. Вот этот дворянский дачник – сначала покупал то, что другие украли, а теперь скрывает в своем доме преступника. На такого человека надеяться нельзя.
А дома – сюрприз!
– Дим, – виновато понурился Алешка. Я его никогда за все десять лет общения таким не видел, – я натворил…
Я молчал, ждал в страхе – в чем он сейчас признается? И не знаю, кому было трудней.
– Я папин бинокль потерял.
Неслабо! Я не думаю, что Алешке от папы здорово бы досталось. Я думаю о том, каково будет папе и каково сейчас Алешке.
– Где? – теплилась надежда разыскать.
– На заборе. У тети Зины.
– Пошли поищем.
– Уже искал. Сто раз.
Мало того, что сам бинокль классный, так он еще и подарок папе от благодарных немецких полицейских. Хотя мне больше было жалко Алешку, чем бинокль.
Мы все-таки пошли к его наблюдательному пункту. Это был забор тети Зины, но не с горшками и шляпами, а задний, который огораживал ее садик от заброшенного поля. Отсюда, оказывается, Алешка вел наблюдение за боярским теремом.
– Вот здесь я, Дим, подглядывал, и вдруг на улице какой-то шум и голоса. Я бинокль вот сюда повесил и на минутку слинял. Вернулся – а его уже нет.
