- Ох, доченька, беда у нас, - голос моей бабки.
- Что такое, что случилось?
- Беда настоящая, с дедом-то.
- Серьезно так?
- Умер дед наш. Нету больше.
- Как. Ой-ой... - моя мать переходит на всхлипы.
Иришка перестает двигаться, насторожилась, но я по-прежнему в ней.
- Вчера, уже где-то в два ночи, стучат в дверь. Я пока доковыляла... Из милиции, говорят, откройте. А я говорю, не открою, я старая больная женщина, поздно уже. Он тогда спрашивает, а Виктор Григорьевич здесь живет? Да, здесь, а в чем дело? Его машина сбила, нужно в морг на опознание.
Материны всхлипы усиливаются.
- Я говорю, вы извините, у меня нога не ходит, а уже два ночи, приезжайте утром, я сыну позвоню, чтоб съездил. А сама думаю, кто его знает, что за милиция, глазка нет, корочки посмотреть, вдруг это тот шофер, деда сбивший. Откроешь ему, а он тебя тут же и пристукнет. Дед ведь с паспортом был, а там и адрес и все.
- Ну правильно, правильно,- швыркает носом мать.
Иришка прильнула ко мне, гладит по голове, но при этом я так глубоко, упершись в преддверие матки.
- Так может это и не он?
- Да он. Он. Сегодня утром милиция приезжала, паспорт отдали. Гена в морг ездил... Все. Нету больше деда...
Мать стучит в комнату, там у них за дверью уже горе, смерть, а у меня теплая, нежная Иришка, немного душный после ночи, нагретый воздух.
- Андрей, слышишь? Дед умер, вышел бы хоть.
Выходить не хочется, вот она - теплая, нежная, гладит, и никакой смерти здесь нет.
- Слышишь, бездушный ты что ли?
- Слышу... - и бормочу Иришке, - надо же. Вчера у него день рождения был... Родственники пришли, подарки дарили на долгую память, долгих лет жизни, здоровья желали. Мы с ним литру за здоровье выпили... Котлеты жареные были.
Иришка гладит меня пуще прежнего, льнет плотнее, от чего бездвижное соединение наше становится все напряженней.
А когда за дверью расходятся, я начинаю движения и довожу прерванное до конца, а потом прячу лицо в ее волосах и спрашиваю: «Почему ты меня не остановила?» Она долго молчит, а потом: «Думала, что это тебя утешит».
Женская любовь... Нервно хихикнув, отворачиваюсь к стене и зажмуриваю глаза. И близятся во тьме шаги, и в дверь вскоре снова постучат.
9. Вина
На похороны понабилось в бабкину квартиру родни. Шинковались фрукты, парила куриным бульоном здоровая кастрюля, в раковине стоял перезвон тарелок и стопок. Коридор, как городской перекресток в час пик, кишел сталкивающимися телами - мужики то и дело курсировали в подъезд покурить, а женщины таскали посуду. Не занятые движением сидели полукругом в зале.
