И скрывать своё незнание больше не имеет смысла — теперь никто не осмелится осудить меня за него.
— Тогда спрашивать не нужно. Все равно ответа не будет. Смотришь? Интересно? — он обвёл взглядом свою лачугу.
— Интерес мне недоступен. Просто смотрю. Считаешь, мне лучше поторопиться с исполнением приговора?
— Как хочешь. Не боишься, что промедление поселит сомнение в твоём сердце? Говорят, если смотреть жертве в глаза — рука может дрогнуть.
— Может быть… Такое говорят, — эхом откликнулся я.
Минуту мы молчали. Мне было безразлично — убить безумца сейчас, через пять минут, или же вернуться за ним через год. Он, как и любой смертный, не спешил на встречу к тихой госпоже. Может, именно поэтому я всё‑таки не стал медлить с вынесением приговора.
Они другие. Теперь я могу это понять. Осознать. И это отчаянье мне совсем незнакомо. Все в прошлом. В далёком никогда. Год или минута не имеют значения для меня. Но зачем давать отсрочку тому, кто не может оценить красоту вечности?
— Ты говорил, что творцы не всесильны. Ты назвал их избалованными детьми. Прилюдно обвинил в том, что они присвоили себе заслуги истинного Создателя. Что они лгут, стравливают людей.
Заученные фразы звучали так, как и всегда. Ничего нового — набор букв, соединённых в определённой последовательности. И, по сути, он не несёт в себе ничего. Этот мужчина уже мертв. Он умер в тот момент, когда, зачеркнув очередную выполненную работу, я перевёл взгляд на строчку вниз и прочёл его имя. И от того, скажу я, за что он уже убит или нет — ничего не изменится.
— Ты сказал, что творцы — опухоль на теле множественной вселенной, их руки по локоть в крови, а души — черная гниль. Подтверждаешь ли ты свои слова?
— Подтверждаю.
— Ты посеял смуту в сердцах смертных существ. Ты осквернил творцов грязной ложью. Ты совершил ошибку, безумец, и за это приговариваешься к смерти. Последнее слово?
Это было обязательным условием исполнения приговора. Фанатики, вроде этого мужчины, не умели уходить просто так. Могли растягивать пафосные речи на долгие минуты, захлёбываясь своими идеями и доводами. Может, надеясь переубедить меня, может, не понимая, что воздух не сохранит слова, а время крохами секунд сотрёт отзвуки из ткани мира. Это было единственным, что действительно утомляло.
— Послушный пёс творцов… неужели ты не понимаешь, что они делают из тебя бездушное животное? Неужели веришь, что они святы, а их жестокость оправданна великой целью?! Ответь.
