— Игорь… — позвала отца, — Игорь! — закричала она, и словно стесняясь своего голоса, поспешно зажала себе рот ладонью.
В прихожей со звоном упали ключи, и на кухню ворвался не на шутку испуганный папа. Он остановился в дверях, переводя взгляд с мамы на меня и на Лешу.
— Что?
— Серёжа… он…
Я кашлянул и, переглянувшись с Лешей, который напряженно ждал моего выступления, встав со стула, поднял голову.
— Мама, папа, здравствуйте. Я… вернулся.
Как же было сложно произнести эти слова — почти невыносимо, уже потому, что сердце так и не сжалось. Я знал, что именно так всё и случится, что ничего не вернётся. Мне мало воспоминаний о чувствах. Кажется, я вспомнил, как это называется — фантомные боли. Души уже нет, но мне всё время мерещится, что она болит. Как кому‑то мерещится, что у него спустя годы ноет ампутированная рука, как он шевелит пальцами. Так реально и правильно, словно она просто стала невидимой.
Я зажмурился, представив, что сделал это только потому, что пытаюсь сдержать слёзы, сжал кулаки. Лучше притворяться, чтобы не терять связь с миром. Иначе стану тем самым овощем, которым был прошлый Сергей.
— Серёжа? — осторожно позвал отец, и мне пришлось заставить себя открыть глаза, иначе я бы так и остался в этой темноте. Родители стояли напротив меня. Бледные, не верящие случившемуся, но желающие поверить.
— Да, папа? — и тут я улыбнулся. Пусть всё той же мертвой, страшной улыбкой, но улыбнулся. Мама задрожала, отец попытался улыбнуться в ответ. С синхронным вздохом — всхлипом они кинулись ко мне.
Дальше были целые полчаса, пока они обнимали меня, трепали по голове, хлопали по спине, заглядывали в глаза, совершенно не боясь пустоты, целовали как маленького. Папа постоянно охал. Мама плакала, шепча только одно слово: "вернулся…". Леша стоял чуть в стороне и, глядя на нас, счастливо улыбался. Только в самой глубине его глаз затаилось непонятное мне чувство. Не зависть, нет что‑то другое… незнакомое, чего я никогда раньше не видел во взгляде моего брата.
Да. Одинаковыми эти жизни не будут уже никогда. А в этом случае нужно ли что‑то перестраивать? Я и так не прожил свою жизнь, чтобы изменять её. Не лучше ли просто довериться течению, как я уже некогда сделал. Эта мысль отрезвила меня. Если я снова позволю управлять мной, то никогда не смогу жить по — настоящему. Никогда не пойму и не узнаю полной свободы, которую мне пообещали.
Но можно ли жить с Бездной внутри? "Нас объединит отсутствие душ" — это слова творца. Только её смех был искренен, а в пустоте глаз мелькали и удивление, и интерес, и брезгливость. Ненастоящие, в чем‑то отвратительные в своей поддельности, но они были. Неужели они могут заставлять себя чувствовать? Значит, такое возможно и без души? Снова научиться любить и ненавидеть…
