Денес послушно снял с пояса крюк и принялся с натугой натягивать самострел.
— Я победил! — закричал фем Грэтон, бросив на землю остатки искореженного щита и воздевая руку с мечом к небу.
— Нет, — громко сказал в тишине Блор, — тебя убил эрл Клейн. Сейчас любой сможет выйти и взять твою голову.
— Попробуй!
— Он уже умирает, и нет чести добивать тяжелораненого.
Барон взревел и понесся к Блору, опаляя взором даже на расстоянии.
— Драться сейчас, унижать капитана, — провозгласил тот. — Давай!
Денес выстрелил, и болт попал в середину груди, опрокинув барона. Он не добежал всего пару шагов.
— Добить бешеную собаку не подвиг, — произнес Блор для всех, делая хорошо понятный Денесу жест. Скрип тетивы рядом. — Игры закончились. Какая может быть почетная смерть для заговорщика и убийцы? Для нарушителя вассальной клятвы? Он умрет как пес. Поединок закончен. Сейчас исполняется приговор. Давай!
Второй болт прошил пытающегося что-то сказать барона, угодив в пах. Специально или нет, в данное время не столь важно.
— Вы! — показывая на людей с гербами барона Йованофа, приказал Блор. — Оружие на землю.
— Они сдаются, — сказал молодой парень в измазанной кровью и грязью одежде. — Но мне умирать на манер пса не хочется. И в петле тоже. Я говорю для всех, — он почти кричал звучным голосом, — я, Харлаг, младший брат барона Йованофа, польстился на богатые земли вопреки слову старшего в семье, в надежде получить собственное баронство. Все знают: мой брат не воин, и дружина предпочитала меня.
— Прилюдно взял на себя вину, — пробормотав пожилой кнехт рядом. — Теперь барона и обвинить не в чем.
— Так, может, и правда?
— Ага, взяли и ушли. Почти все кнехты. А он не в курсе.
— И вести не посылал.
— Он просто ждал, чем закончится. Тот еще хозяин, себе на уме. Теперь отречется от родного брата.
— Я дважды виновен, но смерть моя будет правильной, — твердо заявил проигравший.
Присел, упирая рукоять меча в землю, направив острие вверх. Встал на колени и быстро сказал нечто неслышное, подняв голову к небу. Во всей позе проступала гордость и сквозила отрешенность. Люди вокруг застыли неподвижно. Немногие видели раньше такое. Пожертвовать собой ради рода, лишившись имени навечно.
Никто не вправе мешать самоубийце. Он сам себя приговорил родиться в следующей жизни рабом. Но была и небольшая лазейка. Рабы разные бывают. У одних спина согнута всегда, другие могут и подняться. Казненный и умерший от своей руки идут в новом рождении разными дорогами. У второго будет характер.
