— Да я не об этом… Лето ведь. В метро душно. А на лавочке в парке все-таки приятнее.
Дежурный пожал плечами, не понимая, что непонятного-то: спит мужик в здании, комары не кусают, люди не плюются и пальцами не тыкают. Между тем ребята из патрульной службы приволокли какого-то грязного старикашку и тихонько позевывали у стены, ожидая, когда начальству придет охота допросить бомжа.
На полусонном лице начальства была написана скука и нежелание вести какую-либо деятельность вообще. Квасин заложил руки за спину и подошел к бомжу, опустившемуся удобства ради на пятую точку — прямо на заплеванный пол. Ну, чего уж там — ему не привыкать. Квасин задумчиво осмотрел носки своих начищенных с вечера ботинок. Гладкий кожзаменитель уже припал серой пылью, но все же казался чище, чем лицо потенциального «свидетеля».
— Как звать? — спросил Квасин, подумав, что представляться бомжу — много чести.
— Женя.
— А скажи-ка, Женя, что ты делаешь в метро?
— Как что? — удивился бомж и, зажав в ладони рукав старой спортивной куртки, вытер им нос. — Живу здесь.
— Стало быть, прописан? — усмехнулся лейтенант, — А документы есть?
— Потерял.
— Понятно…
— А в чем дело, начальник? Я ничего не крал, я уже говорил… — запричитал бомж, — и не видел никого. Мое дело — маленькое. Я — что плевок на асфальте — все стороной обходят. Ну и я ни к кому не лезу.
— Знаем мы вас! — хмыкнул один из патрульных. Квасин посмотрел на него достаточно красноречиво, и тот послушно замолчал.
— Стало быть, ничего не видел?
— Клянусь, ничегошеньки, — закивал головой бомж по имени Женя. Немытые космы зашевелились, словно клубок червей. Квасин сглотнул тошноту и с трудом удержался, чтобы не сплюнуть на пол.
— А чего ты в метро ночуешь? Жарко, а рядом парк с лавочками. Ночь, звезды, красота…
— Да, и подростков куча. Они, знаете, какие сейчас? Мне позавчера один сопляк патлатый в живот дал, а другой сигарету об лоб потушил. Вон — отметина осталась.
Бомж убрал со лба прядь липких волос и ткнул пальцем в небольшое красное пятнышко. Однако Квасин был хронически не расположен к сочувствию. У каждого своя чаша. Только один пьет из фарфора, а другой — из копеечного пластикового стаканчика.
— Так значит… Ничего не видел, не слышал, помогать следствию отказываешься… В следственный изолятор хочешь?
— Нет, — испуганно пробормотал бомж, — не хочу.
— Тогда вспоминай.
— Что вспоминать. Говорю, что не видел ничего… А вы лучше Чеченца найдите. Я видел его минут двадцать назад — он выгребал из метро. Может, чего видел…
