До шестнадцати лет Ника, младшая, обычно ела в одиночестве в детской – няня и гувернантка уходили обедать и ужинать в дружескую компанию слуг. Когда Нику наконец допустили к обеденному столу, есть вместе с матерью и сестрами, пришлось привыкать к совершенно новым правилам. За спинкой стула стоял ливрейный лакей в безупречно белых перчатках. По обе стороны от золотой тарелки с семейным гербом тянулись ряды вилок и ножей, указывая, сколько предстоит перемен блюд. На всем протяжении официальной трапезы – а длилась она бесконечно – следовало сидеть выпрямившись, смотреть прямо перед собой, руки, если не заняты, опускать на колени и почаще утирать рот краешком тяжелой, расшитой монограммами льняной салфетки.
Наглядную иллюстрацию к тому образу жизни можно ныне видеть в Уэддесдон-Мэноре: теперь он превращен в государственный музей и открыт для публики. Дом полностью передает атмосферу, в которой прошла юность Ники. Красные ленточки не дают посетителям ступить на бесценный ковер или прикоснуться к фарфоровой посуде, но и в пору, когда подрастала Ника, в доме не отдергивали шторы, оберегая от света произведения искусства, и настрого запрещалось бегать среди тонких изделий Севрского завода, художественно размещенных там и сям яиц Фаберже и позолоченных вещиц XVIII века. Тяжелые французские панели и великолепные образцы редких ковров Савонери заглушали всякий звук.
В Тринге царила такая же роскошная обстановка, как в Уэддесдоне, – и такая же удушающая. Отчасти и поэтому Ника в американской своей жизни так мало интересовалась и собственностью, и церемониями. В ее кухонных шкафчиках трудно было сыскать что-нибудь кроме засохшего печенья и кошачьего корма. Ни обеденного сервиза, ни столового серебра, ни малейшей попытки научиться готовить. Тринг-Парк и даже Эштон, при всей их красоте и комфорте, казались ей местами, откуда надо бежать, – отнюдь не семейным домом.
8
Прекрасная предвоенная пора
Хотя в Британии поколение Ники подпало под первый призыв эмансипации, хорошо воспитанным юным леди все еще подобало изображать из себя нежный и слабый пол. От женщины требовались уступчивость, скромность, смирение. Английское общество оставалось настолько тесным и прочно взаимосвязанным, что каждый в нем знал все обо всех. Даже если какое-то событие не попадало в The Times и не упоминалось в болтовне слуг, сплетня все равно облетала и охотничьи поля, и гостиные. Репутация Ники – «своевольного дитяти» – сложилась задолго до того, как девушка впервые ступила на пол бальной залы. Моя бабушка по отцу Барбара, гостившая в Тринге, в 1929 году писала в дневнике: «Потрясающий красного цвета дворец с зеркальными окнами. В спальнях мебель желтого цвета, на моей постели синие бантики, ванных не хватает. Дивная леди Ротшильд с лицом прекрасной ведьмы, дядюшка Уолтер со спагетти в бороде и повадками старого, прижившегося в доме пса. Младшая сестренка Ника – сплошь жир и веселые затеи».
