Как-то раз в декабре 1919 года Розика пораньше разбудила детей и в качестве подарка к приближающемуся Рождеству сообщила радостную весть: папочка возвращается домой. Девочки ликовали. Пусть толстый слой снега уже укрыл землю, папочка будет ловить с ними жуков и в доме снова зазвучит музыка. Будут шутки, будут забавы! Все снова будет хорошо, как до войны, до того, как папе пришлось уехать. Девочки подготовили выставку всех наловленных ими за лето насекомых. В сентябре неожиданно потеплело, в саду и в живых изгородях густо гудели жуки.
Утром в день приезда отца детей нарядили в лучшие платья и вывели в холл. Шестилетняя Ника волновалась больше сестер: она почти никогда не видела отца, ей так хотелось показать ему все, чему она успела научиться за время его отсутствия! Чарлз приехал на машине, Розика и сиделка помогли ему выйти. Двигался он медленно и сильно хромал (позднее девочкам сказали, что сиделка нечаянно ошпарила ему ногу, выплеснув кипяток из грелки). Но дочери, ничего не заметив, кинулись навстречу отцу. Розика подняла руку, прося их остановиться. Они замерли, с трудом сдерживая свой восторг. Мириам, их предводительница, решилась окликнуть: «Здравствуй, папа!» Но Чарлз и не глянул в их сторону. Они словно оставались невидимками для него. Отец проковылял мимо девочек, мимо наряженной елки, к себе в кабинет.
– И на том мое детство закончилось – с того момента мой отец был безумен, – подытожила Мириам, и мне показалось, что это воспоминание ранило ее и под конец жизни. – Бедная мамочка. Она обожала нашего отца. Человек, за которого она вышла замуж, бесследно исчез. В доме вместо него поселился сумасшедший.
Болезнь Чарлза протекала прихотливо и непредсказуемо. Симптомы ее напоминали шизофрению, настроение колебалось стремительно, от восторга до отчаяния, от спокойствия до маниакальных состояний. Порой он бывал милым, чарующим, но в следующий момент мог вспыхнуть гневом. На Чарлза нападали приступы необычайной щедрости, когда он пытался отдать все свое имущество любому, кто на глаза подвернется. Иногда он сутками напролет не спал, бродил по дому, таращась в пустоту, а потом падал головой в тарелку, засыпая в разгар обеда. Какой-нибудь сюжет целиком поглощал его, и, зациклившись, он пускался в бесконечный разговор с каждым, кто мог заставить слушать. Дети и слуги жили в страхе – не попасть бы под огонь его безумия.
Брат Чарлза Уолтер и их мать Эмма пытались делать вид, будто ничего ненормального не происходит. Уолтер погрузился в научные исследования, Эмма занималась поместьем. Наиболее скверно пришлось Розике: никакой роли в Тринге ей не отводилось, друзьями она не обзавелась и плохо представляла себе правила жизни в Британии. Родители ее умерли в годы войны, сестры оставались далеко, в другой стране. В редкий миг ясности и нежности Чарлз писал жене: «Как жаль, что нам пришлось пройти через все это! Лучше бы нам не дожить до такого!» О чем он? О войне или о своем недуге?
