Потом мы дунули вниз по лестнице. Там было весело — ребятишки усердно лупили друг друга, многих сбили с ног и чуть не затоптали. Где-то между вторым и третьим этажом нам попался навстречу один из ребят Келли, а может, он был просто посторонний. Но я схватил его за галстук и спросил, далеко ли он собрался.
— А тебе какое дело?
Подмигнув Малышу, чтоб он дал ему подножку, я сказал: «Есть дело», — отпустил галстук, и он загремел вниз. Ряды наших врагов сильно поредели — несколько человек сразу испарились, как только увидели нас с Малышом. Некоторые сидели на полу, и кое-кто уже оседлал их. На ногах остался один Келли.
Он выхватил нож.
Сперва нам показалось, что у него в руке мелькнуло что-то черное. Но тут же лезвие ярко сверкнуло, и, братцы, тут я замер. И все замерли, потому что он наставил нож прямо Носарю в живот. И говорит:
— Отпустите моих ребят, не то, ей-ей, я ему брюхо вспорю.
— Значит, ты ножом? — сказал Носарь спокойно. Но его прошиб пот.
— А ты заткнись!
И они ушли. Отступили в полном боевом порядке. А когда все они были уже на улице, Келли преспокойно проколол Носарю рубашку и надрезал ее. А потом тоже ушел. Может, вам это покажется невероятным: ведь он один держал нас шестерых, правда, с ножом, но только так оно и было. Вот попробуйте сами выйти с, голыми руками против ножа, живо присмиреете. Когда вытаскивают нож, всякий смирным становится.
Они перешли улицу и сели в трамвай. Трамвай сразу тронулся, так что мы не могли бы их догнать, даже если б захотели. Но я был сыт по горло и готов поставить тысячу против одного, что все остальные чувствовали то же. И когда кто-то вспомнил про тех двоих, в уборной, один только Малыш-Коротыш предложил еще потолковать с ними, чтобы сквитаться за нож. Никто его не поддержал, и он не настаивал.
В общем надо было уносить ноги, потому что всегда находятся услужливые люди, готовые вызвать полицию. К тому же по лестнице спускался распорядитель, и, хотя бояться его не приходилось, у нас не было охоты с ним объясняться. Мы пошли на рыночную площадь и почистились в подземной уборной. А потом завернули в кафе по соседству выпить кофе и поболтать. К этому времени про нож все мы почти забыли и с удовольствием вспоминали драку. Петушились, рассказывали, кто как отличился.
Но старик Носарь сидел молча.
— Я из него душу выну, — только и сказал он. Сроду не видел такого гордеца, как этот полукровка. Может, я и отговорил бы его, но мне было не до того. Вечером мне предстояло выдержать еще один бой.
