— Мы с тобой, старик, могли бы весело жить, — сказал он. — Давай дружить, ты мне нравишься. Есть еще ребята. Будем вместе развлекаться. Что скажешь?
— Не выйдет, — отрезал я.
— Почему? Тут нет ничего плохого.
— Хочу поступить на вечерние курсы, учиться дальше.
Он присвистнул.
— А ты не сыт этим по горло, старик? Теперь самое время поразвлечься. Да и за своих постоять. Портовые ребята лезут к нам. В прошлую пятницу в молочном кафе они избили наших.
— Пускай за этим полиция смотрит.
Он сплюнул.
— Полиция! Она другим занята: вытягивает денежки у девчонок на Шэлли-стрит или автомобили караулит. Мы сами должны за себя постоять.
— Не выйдет, — сказал я. — Забот по горло.
Он взмахнул, сигаретой, описав круг. Он весь сиял в улыбке, хотя в душе злился.
— Ну ладно, ладно. А кровать ты мне все-таки поможешь снести?
Я поглядел на гайки, прикинул, найдется ли у меня подходящий ключ, и пошел своей дорогой. Спустился с лестницы, миновал короткий коридор, перешагнул через детский стульчик, обошел запыленный диван, на котором сидела, глядя на меня, большая крыса, и вышел черным ходом. Теперь я снова был на «поле брани». Пройдя шагов сто, я почувствовал на себе чей-то взгляд. Я обернулся и готов был убить себя за это, потому что знал наперед, в чем дело. Это Носарь смотрел на меня через окно и дымил, как паровоз. Может, он решил выкурить все, что у него было, а потом уж лечь и поразмыслить или приготовиться к драке. В нашем районе было много разного жулья. А он, видно, решил драться за эту кровать до последнего.
Теперь, вспоминая все это, я вижу, что в Носаре погиб полководец. И дело не только в том, что он не разозлился, когда я отказался водить дружбу с ним и его компанией: он словно предвидел, что я еще сам приду и попрошу меня принять. И как в воду глядел.
А дело было так.
Я взял билет, купил пачку сигарет и начал «восхождение на Эверест», неизбежное, когда берешь дешевый билет в «Альбион». Сначала лезешь по лестнице наверх — там есть ресторан, газоны, несколько двухместных скамеек и аквариумов, где или лампочки не горят, или же ни одной рыбы нет. А оттуда — дальше по лестнице на самую верхотуру, и тут уж надо покрепче зацепиться ледорубом, потому что галерка построена еще в те времена, когда «Альбион» был мюзик-холлом, так что оттуда недолго и загреметь. Здесь, на Эвересте, всегда шум. Задние ряды — это настоящий змеятник, где влюбленные разыгрывают боа-констрикторов; передние — тир, откуда бросают апельсинными корками, пачками из-под сигарет или еще чем-нибудь, смотря по тому, какая идет картина, в зрителей, сидящих внизу.
