— Позволь мне оставить улиток, и я не заведу змей. Клянусь богом, провалиться мне на этом месте! Только не отнимай у меня друзей.
— Немедленно вышвырни этих друзей ко всем чертям! — сказала моя старуха. Губы у нее побелели, как молоко.
— Ладно, — сказал он. — Ты не женщина, Пег. И даже вполовину не женщина. У тебя каменное сердце.
Он ушел в свою комнату, которая, к слову сказать, когда-то была у нас гостиной, и вернулся с коробкой в руках.
— Что ты еще задумал?
— Не твое дело.
— Хозяином хочешь быть, — сказала она. — Над всем домом хозяином. И надо мной тоже.
— Замолчи, здесь мальчик.
— Сам замолчи! Ты меня совсем замучил своими глупостями и болтовней. А стоит мне уступить, и ты возьмешь свое. Вот тебе чего нужно.
— Разве я хоть раз оплошал? — спросил он. — Ну скажи сама.
— Это меня и беспокоит.
— Видела ли ты, чтоб я полез куда не надо или руки распускал?
— О нет. Никуда ты не входил и рукой не лез, да только вот эти глаза твои невинные…
— С ними сам черт не совпадает, — сказал Жилец и пошел к черному ходу. — С остальным я кое-как справляюсь. А уж на глаза, видно, шоры придется надеть, и тогда я со временем вовсе ослепну; это уж как пить дать. Язык мужчины еще может лгать, но глаза — никогда.
— Уйди ты от греха!
Она покраснела.
— Можно мне оставить улиток?
— Сказано тебе — вышвырни их вон. — И она снова сжала губы.
Тогда он уложил свой морской сундучок. Уходя, он пошатывался. Сундучок он нес на плече, а коробку с улитками подцепил за веревочку мизинцем. Я хотел ему помочь, но он не позволил.
— Это касается только меня и твоей матери, — объяснил он.
— Пускай уходит, — сказала моя старуха. — Не видишь разве, он просто играет на наших чувствах. Живо вернется, как только ему перестанут давать пиво в долг.
Но он не вернулся. Ни в тот день, ни на другой.
— И чего он добивается? — все бормотала она про себя. Я видел, что она расстроена. Но в то время мы шарили по чужим автомобилям, и домой я приходил поздно. Она меня поедом ела; знай она правду, мне бы совсем худо было. И без того она твердила все время:
— Дома ты только ночуешь, больше тебе ничего не нужно, а я для тебя просто прислуга.
Я сдерживался.
— Хочешь заставить меня сиднем здесь сидеть каждый вечер? — сказал я однажды. — Через несколько лет меня в армию заберут, может, придется драться с китайцами или с русскими, а может, я женюсь. Молодым только раз бываешь.
— Чего ж тебе надо, скажи на милость? — взвилась она. — Тебе охота шляться по ночам, а я сиди тут одна!
