24. Вам трудно понять
Киям-абы ушел.
Пришел Гайнан. Под мухой. Завел речь о животных, о том, что исключительно из-за любви к братьям нашим меньшим работает в цирке. Он сказал не «работает», а «ангажируется».
— Как их там истязают! Особенно хищников. Голодом морят, лупят, только бы на задние лапы поставить. И чем крупнее животное, тем ему больше достается. Не так ли и у людей? Тут уж целая система дрессировки — милиция, полиция, суд, армия... Не зря передние ноги у людей атрофировались. Знаете, во что они превратились? В руки, думаете? Ошибаетесь. Они превратились в орудие, пригодное исключительно для козыряния: «Есть! Так точно!..» Я для Барина сегодня утром говядинки свежей взвесил, так, думаете, они кинули ему хоть кусочек, эти дрессировщики, эти бурбоны заслуженные да народные? Шиш с маслом! Сами все сожрали. У льва, видите ли, разгрузочный день. Разгрузочно-то — разгрузочный, а мяса со склада взяли. А-арт-исты!.. Вообще дрессировщиков за артистов не считаю — живодеры! Дурова вспоминают, о доброте говорят, любовь превозносят. Любовь, любовь... А знают ли они, что такое любовь? Любовь это...
И Гайнан без всяких переходов принялся вещать о любви к женщине. Он говорил тоном профессора на лекции, что взаимоотношения с «прекрасным полом» — это целая наука, в которой он, Гайнан Фазлыгалямович Субаев, собаку съел.
Шаих морщился, как от зубной боли.
Вскоре он вышел. Гайнан и вслед не взглянул. Я остался на скрипучем венском стуле с книгой в руках.
— Вот вы, Николай Сергеевич, никогда не были женаты, и вам трудно понять...
Как мельничная лошадь с мешком овса на морде, Гайнан крутил круг за кругом одно и то же. Николай Сергеевич добросовестно слушал, добросердечно отвечал, пока гость не отколол:
— А у вас была хоть одна женщина в жизни? Похоже, что нет, а?
Он произнес это, не сдержав усмешки, и посмотрел на меня, как на пустое место. Глаза его, казалось, еще дальше друг от друга разбежались. Я погрузился в книгу с головой, ждал, что ответит Николай Сергеевич, покраснев до корней волос и прокляв себя за то, что не ушел вместе с Шаихом.
Николай Сергеевич растерянно кашлянул, повел ладонью по пегой, кустиками седой щетине. Не зная, как ответить, взглянул на меня. В глазах его я прочел протест. Безмолвный протест интеллигента до мозга костей. Говорить неправду он не привык, не умел, так же, как не умел противостоять хамству. А Гайнан с пьяной тупостью настаивал на ответе:
— Ну, хоть одна?.. Хоть разок?
