11. Она любила не меня
Петуха держал Шаих. Подозрительно присмиревший, Петя, похоже, ждал момента, чтобы вновь проявить характер, но пока сдерживался. Юлька нас, когда бы не он, и не заметила — так заняты были ее васильки поиском кого-то.
Она приближалась к нам, порхая своей неповторимой походкой. Мы ее издали увидели. Она же нас — в нескольких шагах, лишь когда чубатый карапуз, топавший чуть впереди нее, затормошил приятеля, тыча пальцем на нашего Петю.
Она вскинула брови:
— Мальчики, привет! Вот это да, откуда у вас такой чудесный петушок? А я, знаете, Галю потеряла. И уходить неохота, и как-то не то одной.
Первым нашелся я. Вообще, замечу, когда дело касалось Юльки или других представительниц прекрасной половины нашей школы, я чувствовал себя свободнее Шаиха. С Юлькой, разумеется, появлялись и скованность, и, как уже говорил, страх даже, но в какой-то непредсказуемый момент мой язык будто рвал все связи с головой и сердцем и городил такие огороды, что порой сам себе диву давался: откуда что берется? Я сказал:
— Что ж, можно вместе, вчетвером погулять.
— А кто еще? — оглянулась Юлька.
— Петю за кавалера не считаешь? Или кого из нас?
— Ах, да! — приняла она шутку и открыто, показав сахарные зубки, улыбнулась.
Не спеша шли через парк в обратном направлении.
У Казанки парк превращается в густозеленые холмы и кручи, из-за дивной живописности образовавшие еще до революции так называемые Русскую и Немецкую Швейцарии. Гряда эта тянется вдоль реки вверх по течению, за Арским кладбищем Русская Швейцария сменяется Немецкой, затем река круто сворачивает, и горы, леса, буераки, почти не тронутые городом, вырываются из городского кольца на волю.
Мы располагаемся в полутени молодого березняка. Здесь другой сабантуй. Славят лето размашистыми иероглифами стрижи, там и сям по деревьям и кустарникам шныряют золотопогонные щеглы, бражничают шмели в лиловых цветах медуницы, трещат кузнечики-невидимки, трава сплошь звенит, поет в ней все, подает голос, пляшет, скачет, даже кусает и жалит от избытка радости.
У Юльки на щеке незаметно расцветает алый цветочек с белой сердцевинной. Я интересуюсь, кто это ее?
— И не заметила, — отвечает она, — комар, наверно.
Я отыскиваю лист подорожника, советую приложить.
Шаих тем временем заарканивает бечевкой ногу петушка, цепляет за коряжину, и тот, остепенившись, прогуливается кругами, что-то выискивая в траве и поклевывая.
Юлька с подорожником на щеке следит за моторной лодкой, пересекающей Казанку от Подлужной к заливным лугам той стороны. Моторка звенит по-комариному, тщетно выворачивает белую изнанку воды. Казанка-то здесь, на подходе к Волге, уже не речка, а большая, полноводная река, широко, на километр, а то и больше, раздвинувшая берега. Раньше, говорят, когда еще не было плотины, ее куры вброд переходили. Но в моей памяти она всегда такая, взглядом неохватная.
