Пичуга вырвал из рук Шаиха туфлю:
— Заставь дурака богу молиться!
Но обувать не стал, а скинул и вторую туфлю, стянул носочки, подвернул «дудочки» и пошел босиком по травке в поисках мяча и новой атаки.
Однако на сей раз, как ни удивительно, продрался к воротам Жбан.
Второгодник Анатолий Жбанов был весьма своеобразным парнем, как характером, способностями, так и облицовкой. Его коротким, икристым, как балясины нашего балкона, ногам приходилось носить туловище зрелого мужчины с бицепсами циркового борца, в плечи которого всажена щекастая голова. Представьте себе добротную солдатскую сапожную щетку. Вот такие черные, жесткие были на этой голове волосы, берущие начало низко со лба. Портрет довершали зеленые, будто бы тиной подернутые стоячие глазки, постоянно о чем-то вопрошавшие, постоянно чего-то не понимавшие.
Он выходил уже один на один с Шаихом, да какой-то пескарь гололобый все не отставал. Отталкивая мальца, Жбан наддал скорости, но короткие ноги не совладали с частотой оборотов, и он грузно ухнулся в пыль у истоптанной вратарской площадки.
Поднял шум: подножка, пеналь! Никто и не спорил. Без вины виноватый малец и тот слова не вымолвил. Зато Шаих был непреклонен: нет нарушения, он сам упал.
— Я? Сам?.. — подбежал к нему Жбан.
Рядом за воротами играли в махнушку.
— Сто два, сто три, сто четыре… — Кусок шерсти с пришпиленной свинцовой пломбой порхал у груди кривоногого виртуоза. «Щечкой» боевой ноги он выбивал новый мировой рекорд. Но его не замечали, двор собрался у ворот Шаиха.
— Я сам? — повторил Жбан.
— Сам… Никакой подножки.
Подошел Киляля. Сузил и без того узкие глаза:
— Я же видел… Чистая подножка. Вставай в ворота.
— Вставай, — повторил за Килялей Жбан. Не повторил — повелел. Взял мяч и отсчитал одиннадцать шагов.
— Да не было нарушения. — Шаих прислонился к штанге.
— Встань на место! — заорал Жбан. Он подошел к Шаиху и повлек его к центру ворот.
Шаих встрепенулся:
— Вот еще!
Получилось это у него резко и высокомерно. И он шагнул, чтобы вообще уйти, со двора, но Жбан уцепился за рукав вельветовой курточки Шаиха крепко…
— Встань!
— Я же сказал…
— А я говорю — встань!
Шаих повел головой, нос кверху, взгляд куда-то в кроны распустившихся за оградой яблонь: разговаривать больше не о чем.
— Последний раз повторяю, — процедил Жбан.
— Ну, ладно, ладно, — хихикнул Киляля. — Брось артачиться. Вон же ты сегодня, как тигр, как лев, хе-хе… Яшин! Хе-хе… — Киляля был кадром крайне болтливым и хохотливым. Впрочем, если быть точным, не хохотливым, а хехетливым. — Чего тебе стоит?!
