Капитан тоже узнал его сразу.
— А я думаю: Егоров, Егоров... Не тот ли это майор, с которым на переправе познакомились? Оказывается, тот самый, а?
— Впервые вас вижу, — развязно ответил Аширов, отмечая про себя, что и гимнастерка на капитане та же, тесная, и сапожищи все те же, огромные, под столом не умещаются.
— Нахал, — устало сказал капитан. — Ну дак пускай будет по-твоему, придется еще разок познакомиться. Рассказывай, Егоров, все по порядку.
— Чего рассказывать-то?
— Фамилия, имя... Подлинные, разумеется. Из каких краев прибыл к нам на гастроли...
- Ничего я не буду рассказывать, я пьяный, не имеете права допрашивать. Дыхнуть?
— Зачем? От тебя и так за версту разит. Откуда вы тогда на мотоцикле возвращались?
— Я же сказал: под балдой я, под сильной стадией опьянения, наговорю еще фантазий и позабуду. А вы мне и припаяете.
— Увести, — коротко распорядился Дубов. — Завтра поговорим, май-ор...
— Да, майор, и разговаривайте со мной соответственно, не глядите, что не при полной форме, — расхорохорился было Аширов, но разговаривать с ним больше не стали, конвоир согнул ему руку за спину и вывел из комнаты.
Поместили Аширова в общую с какими-то мелкими воришками камеру. Компаньона не было. Общаться с постояльцами Аширов побрезговал. С похмелья разболелась голова. Он забрался на свободные нары и мгновенно забылся сном.
Утром опять привели к Дубову.
— Протрезвел?
— Вроде.
Капитан дописал что-то в своих бумагах, протер вспотевшую шею платочком и без лишних предисловий спросил, вонзившись глазами в глаза:
— Кто ты?
— У вас же в руках мои документы.
— Фальшивые.
— Это еще доказать надо.
— Нечего доказывать, такой войсковой части, как у тебя здесь нарисовано, и в помине нет. Дезертир?
— Ни в коем разе! Я б-больной человек. Падучая у меня. Крайняя форма.
Аширов сумасшедше повел глазами, но капитан упредил:
— И не вздумай демонстрировать. Быстро в чувство приведем.
Брякнул телефон. Дубов снял трубку. По отрывистым фразам и сморщившемуся, как от резкой зубной боли, лицу можно было понять, что капитан разговаривает с начальством, и разговор этот ему не нравится. Он попытался было возразить невидимому начальству, но в его мнении на том конце провода на сей раз, по всей видимости, не нуждались. Его прервали на полуслове, и он, крякнув: «Есть!», бросил трубку.
— Жаль, забирают тебя, Е-го-ров, а я бы тут вышелушил твою душонку, ей-богу, как семечко.
— Куда забирают? — не смог скрыть сверхтрезвой заинтересованности Аширов.
