В знойном воздухе выблеснули молниями выхваченные из ножен клинки. Напряженно и душно стало на Кругу.
— Из-за его шестьдесят наших казаков томятся в ссылке!
— Нашего посла, атамана Старова, посадили в темницу. Разве так в христианских странах водится?
— Воевода их первый зачинщик. Его первого в воду.
— Ишь какой! Похвалялся напоить казаков пьяными и повесить их.
— А ну напой попробуй!
— Чини расправу в Москве, а тут тебе делать нечего. Стрельцов понавел и думает чего!
— Стоит в шапке, закуся бороду!
Как бурный поток прорывает плотину, так и тут среди шума и отдельных выкриков вдруг несколько казаков выбежали из круга, распихали растерявшихся стрельцов, схватили Карамышева, изрубили его шашками и бросили в воду. Атаман и есаулы с трудом удержали казаков, чтобы они не сделали того же с Савиным и Кантакузеном. Он поспешил распустить Круг и назначил большой отряд для проводов послов.
Как быстро вспыхнули под влиянием незаслуженных оскорблений и требований казаки, так быстро они остыли и сознали свою вину. Войско отписало по поводу случившегося на Кругу в Москву: «…И, приехав тот Иван Карамышев нас, холопей, хотел казнью смертной казнить, вешать и в воду сажать, и кнутьями достальных быить, и мы, холопи, твоего государева указу и грамоты на это у Ивана Карамышева не поединожды спрашивали, и он ответил: „Нет-де у меня государевой грамоты и ни наказу, своим злохитроством и умышленьнем без всякой винной вины хотел казнить, вешать и в воду сажать и кнутьем бить и ножами резать, а сверх того, Иван Карамышев, учал с крымскими и ногайскими людьми ссылаться, чтобы нас всех побить и до конца погубить и разорить и искоренить и городки наши без остатку пожечь, чтобы наше, донских атаманов и казаков на Дону и по заполью, везде имя казачье не именовалось… и мы, холопи твоя, видя его, Иваново, над собою злохищрение от горести душ своих, за его великую неправду того Ивана Карамышева обезглавили. Будет, Государь, мы тебе на Дону реке негодны и великому твоему, государеву, Российскому Московскому государству неприятны, тебе и всей земле ненадобны, и мы тебе, государю, не сопротивники: Дон реку от низу до верху, и речки запольные все тебе, Государю, до самых украинных городов крымским и ногайским людям распространим, все очистим, с Дона реки сойдем…“»
Вот этого-то последнего Москва и боялась больше всего. Гневаясь на самоуправство Донцов, Царь и Патриарх сознавали, какое громадное значение имеет это самовольное, самостоятельное государство на южном степном рубеже Российского государства.
