— Не сомневаюсь, это очень подбодрит солдат, — сказал Челкар, изо всех сил пытаясь не позволить сарказму прозвучать в голосе. — А второе сообщение?
— Второе сообщение от комиссара Валка из штаба сектора, — ответил Гришен, опустив глаза, словно внезапно обнаружил что-то интересное в грязи. — В нем приказывается обезоружить вас и поместить под арест по обвинению в ереси и измене. Эти солдаты направлены сюда, чтобы доставить вас в штаб сектора для допроса. И, сержант… У них приказ стрелять на поражение, если вы попытаетесь оказать сопротивление.
Да. Хеллганы действительно были направлены на него.
Здесь, на усыпанных развалинами улицах позади линии фронта, среди разрушенных многоэтажных домов, в которых когда-то жили рабочие, населявшие город, Челкар, по крайней мере, смог заметить хоть какие-то признаки жизни. Впрочем «жизнь» — слишком сильное слово для этого. Это было всего лишь движение: усталые гвардейцы, собиравшиеся вокруг жаровен, чтобы согреться, ополченцы из вспомогательных частей, подавленно тащившие боеприпасы, даже одичавший ребенок, охотившийся на крыс. Но это все не более чем последние конвульсии огромного умирающего тела. Если бы все мужчины, женщины и дети, еще остававшиеся в живых в Брушероке, собрались на центральной площади, никто не смог бы ошибиться, приняв это за что-то иное нежели собрание мертвецов. Загробные тени с грязными лицами, упорно отказывавшиеся принять реальность.
Они были призраками, все эти люди. Призраки, у которых еще был пульс, которые еще были способны любить и смеяться — даже рожать детей — но все равно призраки. И они, и их город, доживали последние дни и были еще живы лишь по некоему капризу судьбы. Однажды начнется большая атака, и Брушерок падет. Тогда, по воле орков или своих же командиров, все эти люди присоединятся к тем, кого смерть успела забрать раньше. Впрочем, Челкар был вынужден признать, что даже у этих призраков, возможно, было одно преимущество перед ним. По крайней мере, они могли дожить до завтра.
Его конвоиры не стали надевать оковы на его ноги. Это уже что-то. Но Челкар понимал, что не стоит считать это особым основанием для надежды. Это был вопрос практичности — им предстоял долгий путь к штабу сектора. И если конвоиры не хотят нести его, лучше не сковывать ему ноги.
К рукам, однако, это не относилось. Здесь кессрианцы следовали уставам неукоснительно. Челкару еще не доводилось ходить по этим усыпанным обломками улицам с руками в наручниках за спиной. По пути у него уже произошло несколько болезненных столкновений с тем, что пропагандисты называли «святой землей Брушерока». Достаточно, чтобы понять, что мерзлая земля при столкновении с человеческим лицом отнюдь не менее тверда, чем под саперной лопатой. Но вкус крови на губах и болезненное ощущение того, что он, кажется, сломал нос, были еще не самым худшим из всего этого.
