[4] и
kцrperliche Ausstrahlung[5], но Ангелина Ромейн с полуслова улавливала подтекст и, покрываясь краской, начинала теребить свои собранные в пучок шикарные волосы (у нее были темные с отливом волосы и прозрачная кожа) или, зажмурив черные глаза, какое-то время сидела молча, тем самым полностью нас обезоруживая. Одним словом, перспектива «велосипедной прогулки по сельской местности» в компании с Бронстейном и Ангелиной Ромейн была вполне даже заманчивой.
Расписание изобиловало бредовыми инструкциями на тему самостоятельности: нам надлежало самим готовить, самим ставить палатки, короче, все делать самим. В каждом предложении слово «сам» встречалось не менее пяти раз, чтобы мы, не дай бог, не забыли о том, что нас ждет рабочая неделя, а не какое-нибудь там увеселительное мероприятие. «А в вечерние часы в нашем распоряжении будет масса свободного времени для беззаботного самоудовлетворения», – сострил Эрик, ставя галочку напротив велосипедной прогулки.
Несмотря на мои низкие показатели, меня не оставили на второй год. Наверняка принимая во внимание болезнь моей матери. Я уже рассказывал, что учителя мне сочувствовали и хотели дать второй шанс. По сути, я маме обязан тем, что еще целый год вынужден был участвовать в этом абсурде под названием лицей Монтанелли. Герарда, Эрика и меня развели по разным классам (видимо, порядком подустав от нашей компании), но никто не мог помешать нашему воссоединению на время рабочей недели. Эрик и Герард были на похоронах, вместе с другими знакомыми нашей семьи, мамиными подругами, друзьями и неизбежными родственниками. Похороны – хороший тест на истинность человеческих отношений. Рекомендую. Все эти чересчур серьезные лица несведущих в жизни людей… Они не виноваты, что у них такие лица, они просто еще не знают, что ничто не вечно, вот и надевают на себя маску скорби, заранее упражняясь перед зеркалом. Еще там были завсегдатаи похорон, находящие для любого из присутствующих фальшивые слова утешения. Чемпионы по объятьям и слезам на заказ. Их невозможно не заметить: они приходят на похороны в длинных пальто и широченных шляпах, в темных очках и с гигантскими букетами в руках, а по окончании церемонии первыми бросаются на кухню ставить кофе и стругать бутерброды, «ведь кто-то должен взять этот труд на себя». У них в доме ты всегда желанный гость, но при условии, что известие об их незаменимой помощи, без которой ты бы попросту пропал, разлетится потом по всему белу свету. Если, не дай бог, ты забудешь оповестить кого-то об их благодеянии, не беда, они раструбят об этом сами. Самое удивительное, что все эти типы слетаются, как воронье, и даже те, о которых ты и думать забыл. Да, я лично пожимал им руки и опознаю их из тысячи по глазам, которые озаряются блеском лишь тогда, когда отражают чужое горе. Родители Эрика тоже пришли. Его мать принесла букет незабудок, любимых цветов моей мамы. А отец Эрика перед началом похоронной процессии посмотрел на меня и пожал плечами, мол, «ничего не поделаешь, и это тоже надо пережить…». Их молчаливая поддержка была для меня гораздо ценнее, чем все эти скорбные рожи вокруг. Что касается лично меня, то в первую очередь я испытал облегчение оттого, что все наконец позади: пропитавший одежду больничный запах, да и вообще вся эта канитель. Ведь уже год назад исход был очевиден. Профессиональным плакальщикам этого не понять, они тут же вешают на тебя ярлык бессердечного чудовища и печально вздыхают: дескать, «тебе еще многому предстоит научиться в этой жизни». «Когда тебе плохо, общаться с тобой приятнее» – вот к чему сводятся их мысли, которые они, однако, ни за что не осмелятся высказать вслух.
