Когда утверждали генеральный план развития Киева, архитекторы предлагали застроить её по верхней кромке правого склона, там, где ныне расположилась улица Госпитальная. Кстати, очень киевская кривая улочка получалась, ведь именно своими семью холмами славен Город, именно в них – его своеобразие, и используй его архитекторы, не было бы равных красавцу Киеву. Но они забивают в холмы костыли высоток, будто вколачивают гвозди в крышку гроба, и прессуют милые сердцу киевские взгорья импортными утюгами.
Противоположную же сторону проектанты оставили живописно нетронутой – с арсенальскими огородами и знаменитой собачьей тропой. Но тогдашний начальник Украины, в кабинете которого, кстати, двери были обшиты войлоком по причине его чрезмерного пристрастия к рокочущей лексике, удивлённо посмотрел на столь несуразное, с его точки зрения, предложение: «А почему эта улица ровная, – и он указал на планшете на бульвар Шевченко, – а эта – кривая? Сделать такую же ровную и прямую. С обеих сторон».
И сделали. Архитектор этой улицы по фамилии Шарапов рассказывал Александру, как засыпали место от Октябрьской больницы до площади Леси Украинки: «Пульман (а это большой 30-тонный вагон) щебня уходил за пульманом и девался неизвестно куда. Плывуны съедали камень, как доисторические чудовища глотали зайцев. Наконец, построили дома, целый квартал. Но я до сих пор жду, что ночью меня разбудят эти, с петлицами».
Владимир как всегда был в накрахмаленной рубашке идеальной белизны и однотонном галстуке. И не женат ведь. Любопытно, кто ему рубашки утюжит? Сам? У Александра на это никогда не находилось времени.
Рассматривая его идеально зачёсанную причёску на пробор, Александр решил атаковать с фронта:
– Слышал такую шутку? Со связанными руками и кляпом во рту особо не поговоришь – зато как думается! Вот и мне подумалось, – Александр сделал паузу и отхлебнул неплохой, хоть и дорогущий кофе (хотя дорогим он был для Александра вчера…). – Пора рассчитываться. Давай фамилию твоего обидчика, и всё, что на него накопал. Буду разделывать его тушу, как мясник на базаре.
По узкому лицу Владимира пробежала едва заметная волна положительных эмоций. Но, очевидно, он навсегда запретил себе улыбаться. Интересно, подумалось Александру, а в миг высшего наслаждения он тоже не обнажает свои чуть больше нужного выгнутые передние зубы? Подумаешь – сходство с лошадью не самая худшая вещь. Ведь нет существ красивее белых лошадей, разве что женщины. Ну и ещё немецких догов. А по-настоящему он Владимира-то не знает: для душевных излияний тот скрытен и высокомерен чрезмерно. Ну и ладно, лезть в его душу не обязательно. С такими чем прямее, тем лучше.
