Мои московские улицы | страница 49



Мои неприятности со здоровьем, наверное, происходили не только из-за простудной составляющей, но и от несбалансированного питания, дефицита витаминов. В эвакуации в Барнауле в течение года основой нашим меню была картошка с капустой. Подсолнечное масло, сахар, муку удавалось выменивать на рынке на изделия моей бабушки, которые она творила, лихо перекраивая и перешивая из маминых платьев, на своей швейной машинке – той самой, которую она, несмотря на все возражения, ухитрилась привезти в Барнаул. Никаких фруктов не было и в помине, также как и таких продуктов, как сливочное масло, яйца, мясо. Крайне дефицитным товаром считалась мука, лакомством – оладьи и блинчики на постном масле.

После возвращения в Москву в 1943 году рацион питания улучшился, но ненамного. Основу его продолжала составлять картошка. От маминого учреждения нам выделили участок земли – соток шесть в том месте, где недавно сражались герои-панфиловцы, сдержавшие наступление немецких танков на Москву. Каждое воскресенье, начиная с мая месяца, мать с бабушкой на электричке отправлялись обрабатывать этот участок. Его нужно было вскопать, посадить картофель, потом пропалывать всходы и в сентябре-октябре собирать урожай. С собой они брали и меня. Ездил я с ними с большой охотой. К сельскохозяйственным работам меня не привлекали, но разрешали лазить по разбитым танкам и другой военной технике, которая была свезена с поля в близлежащий овраг. В результате таких «плантационных» работ каждую осень мы собирали 6–8 мешков картофеля, которые привозили в Москву на грузовиках материнского учреждения. Хранилась картошка в кладовой комнате, которая находилась на лестничной площадке рядом с нашей квартирой. Бабушка виртуозно готовила разные варианты блюд из картофеля на завтрак, обед и ужин. Её хватало на всю зиму. В конце 1944 года вернулся с фронта отец. Стало легче. Появились дополнительные продукты, иногда даже такие редкие, как курица. У отца была служебная поликлиника, куда прикрепили и меня с матерью. Вот в этой поликлинике матери и сказали: «Куда же вы смотрели? У вашего ребенка туберкулез».

В результате зимой 1945 года меня отправили в специализированный туберкулезный санаторий, который находился недалеко от станции Яуза по Ярославской железной дороге, где я пробыл 7 или 8 месяцев.

Наш санаторий размещался в старом двухэтажном строении дачного типа с обширной застекленной верандой на втором этаже. Насколько помню, он располагался где-то в лесопарковой зоне Лосиного острова. Санаторий был детским, человек на 60–80 мальчиков и девочек от 7 до 13 лет. У всех ребят был туберкулез в разных стадиях: от очаговых поражений легких до каверн в них. Основной принцип лечения заключался в полной изоляции ребят от внешнего мира и соблюдении строгого режима. К нам не допускались даже родители. Регулярное питание и послеобеденный сон на свежем воздухе на веранде в спальных мешках служили основными лекарствами. Мы вроде и на прогулки не выходили.