Зимы в те годы были холодными и продолжительными, без дождей и оттепелей, и морозно держались с конца ноября до начала апреля. Московские катки с их светом, музыкой, мельканием лиц и разноцветных вязаных шапочек, школьным флиртом, притягивали к себе молодых москвичей и москвичек. На коньках в нашем классе катались все ребята. Но так, как катался Леша Иванников, в нашем классе не мог никто.
На каток в старших классах мы ходили почти всем классом и, конечно, только на Петровке 26. Когда-то всю внутреннюю территорию за этим домом занимало имение князя А. Я. Львова, перешедшее через брак его дочери к князю С. И. Одоевскому. В те времена в центре этого имения был сад и пруд, которые арендовал Московский речной яхт-клуб. Зимой этот пруд превращался в каток. Окрестные дома многократно переходили из рук в руки, надстраивались, перестраивались, национализировались. В 50-х годах прошлого столетия в центре бывшей усадьбы построили одноэтажный павильон, а на месте пруда – спортивные площадки для игры волейбол, баскетбол, теннис. Этот миниатюрный стадион взяло под свою опеку спортивное общество «Динамо». Общественные организации, относящиеся к обществу «Динамо», пользовались здесь спортивными площадками только в летнее время. Зимой всю территорию этого стадиона заливали под общедоступный каток, который начинал функционировать, как правило, с 25 ноября. Плата за вход была минимальной.
Ю. Нагибин в рассказе «В те юные годы» оставил описание этого катка и окрестностей, той атмосферы, которая царила в предвоенные годы: «Каким-то чудом его серебряное блюдо уместилось в густотище застроенного-перезастроенного центра Москвы. Здесь дом лезет на дом, не найдешь свободного пятачка: между помойкой и гаражами встроен крольчатник, рядом чистильщик сапог развесил макароны шнурков и насмердил сладкой гуталиновой вонью, вгнездился в какую-то нишу кепочник, а на него напирает электросварщик, обладатель слепящей искры; сараи, подстанции, всевозможные мастерские теснят друг дружку, толкаясь локтями, и вдруг город расступается и с голландской щедростью дарит своим гражданам чистое пространство льда.
Здесь было запрещено кататься на беговых «норвежских» коньках, что придавало этому катку характер не просто спортивного мероприятия, а некий романтический, галантный профиль. Наиболее продвинутые ребята катались с девчонками, часто парами, взявшись за руки. В центре катка было выделено специальное место для фигуристов, умеющих танцевать на коньках. Вокруг этой центральной площадки плавно, кругами скользила основная масса катающейся публики. Бесхитростное общение молодежи на этом ледовом пятачке проходило под танцевальную музыку, льющуюся на катающихся из многочисленных громкоговорителей».
