Виббель(тихо). Что есть мишка?
Мосальский(на ухо). Maus[9].
Фаюнин. Их тут и раньше пропасть бегало. По причине соседства булочной. За обоями так, бывало, стайками и шурстят.
Виббель в нерешительности посматривает под ноги себе. Виновато посмеиваясь, возвращается Кунц.
Только они тута ласковые, господин майор, ровно канарейки…
Виббель(содрогнувшись). А, ньет. Этот плохой дом. Ньет этот, ну… Kein Raum für die Wachtmannschaft[10].
Мосальский. Конвойная рота.
Виббель. Да, так. Wir müssen ins alte Loch zurück[11].
Вскинув два пальца к козырьку и все еще поглядывая по углам, он поворачивается к выходу. Для прочности воздействия Фаюнин решается даже преградить ему путь.
Фаюнин. А ведь только, господин майор, от них вреда нету… от мышек. (Действием показывая, как это делается.) Ее в уголочек загонишь, пальчиками этак сдавишь шеечку… и в форточку. Сальто-морталь — и все!
Виббель ускоряет шаг. Не отставая, Фаюнин убегает за ним.
Мосальский(уже вежливо). Скажите, доктор… Я не очень верю этой лисе. Сюда действительно забегали мыши?
Таланов(в лицо). И крысы, господин офицер.
В глазах Таланова не читается и следа насмешки. Мосальский неохотно берется за скобку двери. Вернувшийся Фаюнин, облизывая губы, сторонится в дверях.
Фаюнин. Видали, — как пробка у меня вылетел! Вопите ура, Иван Тихонович: сам буду жить у вас. (На радостях он даже пытается обнять Таланова.) Зато уж потесню маненько, кабинетик-то отберу. Временно! Крупной фирме место только в Москве. Кстати, я сего генерала и на новоселье пригласил. Четверть века именин не справлял… теперь уж по новому стилю их отпляшем. Подарков не жду, а уж с супругой пожалуйте!
Таланов. Вряд ли выйдет, — мы люди больные…
Фаюнин. Не пренебрегайте: сам Шпурре будет. Пригодится! Насчет Андрея подумайте. И хотя… (загадочно) мы его, возможно, еще нынче вечерком сами увидим, политически важно, чтоб это исходило именно от вас. А ведь ловко придумано: добро пожаловать! Шпурре так распалился, что аж искры от него летят, как эти словца услышит.
Таланов. Я устал, я устал от вас, Фаюнин.
Фаюнин. Лечу. Еще в управу надо, потом мертвяков немецких хоронить, потом с жителями совещание… Дела! Вы пока вещи-то переносите, а вечерком я и сам сюда переберусь. Ауфвидерзен, что значит — будьте здоровеньки, господин эскулап!
И, сделав ногами балетный росчерк, убежал. Минуту Таланов стоит посреди, повторяя: «Обезьяны, обезьяны…» Потом начинает снимать фотографии со стен. За этим делом застает его
