Хрупкие кости, склонные к переломам, как чума, преследовали семью. В возрасте семи лет даже задорная, пышущая здоровьем София серьезно повредила позвоночник: сильно закашлявшись, она упала на левый бок и с жестокими болями оказалась на несколько недель прикованной к постели. Кашель не исчезал, появилась одышка, а когда спустя месяц девочке позволили встать, у нее оказалась нарушенной осанка. Проще говоря, она скособочилась — правое плечо поднялось гораздо выше левого, а позвоночник принял форму буквы Z.
Иоганну от переживаний чуть было не хватил удар. Калека-сын и так уже был для нее тем крестом, который суждено нести до конца жизни, но кособокая дочь впридачу — это уже слишком. Такого удара она не могла вынести, а потому то, что случилось с Софией, держали в тайне. Знали лишь Бабетта и слуги. Вывихи и смещение позвонков были явлением не таким уж редким, особенно во время пыток узников. Поблизости от Штеттина проживал один человек, знавший толк в этом деле и умевший лечить. Но была одна деликатная и немаловажная подробность, из-за которой Иоганна не хотела разговоров о лечении своей дочери ведь лекарь служил местным палачом.
В конце концов в обстановке строжайшей секретности палача привезли в замок. Он осмотрел больную девочку и предписал следующий курс лечения: во-первых, найти молодую девственницу, которая каждое утро покрывала бы спину и плечо принцессы своей слюной, и во-вторых, София должна носить жесткий корсет, который бы удерживал спину в одном и том же положении днем и ночью. Снимать его разрешалось только для смены нижнего белья.
Иоганна, которая очень раздражалась, когда София стонала и жаловалась, неизменно призывала свою дочь «терпеливо переносить болезнь», твердо следовала назначенному курсу лечения и оказалась права. Когда через несколько месяцев палач разрешил снять жесткую скрепу, позвоночник выпрямился, от кособокости не осталось и следа.
Преодоление телесного недостатка было делом нелегким, однако не менее трудным оказалось и обуздание незаурядного ума Софии, на который тоже необходимо было надеть своего рода корсет или смирительную рубашку, чтобы он, развиваясь, не обрел уродливые формы. Бабетта Кардель заметила, что для Софии был характерен «esprit gauche» — эксцентричный и глубоко индивидуальный образ мыслей. Девочка была своевольна и упряма и «сопротивлялась, когда встречала сопротивление», как сама она выразилась позднее, вспоминая о том, какой была в пять-шесть лет. София обладала «наклонностью извращать все, что ей говорилось, придавать этому противоположный смысл», и в возрасте, когда все дети, в особенности маленькие девочки, отличаются послушанием и исполнительностью, эта склонность противоречить всему явилась вызовом для ее учителей.
