«Эта женщина наделала много шума в мире», — вспоминала София. — Думаю, что если бы она была мужчиной, это было бы нечто исключительное». Софи, необыкновенный ребенок, та, в ком графиня признала родственный дух, должно быть, именно тогда в Евере, в короткий период общения с ней, начала понимать, что и ей суждено стать исключительной женщиной, которая тоже может наделать немало шума в мире.
В четырнадцать лет София была стройной девушкой, с тонкой талией и женственными, округлыми формами. Ее манеры отличались серьезностью и решительностью и в то же время обвораживали. А вот лицо никак нельзя было назвать привлекательным — нос был слишком длинным и заканчивался утолщением, подбородок слишком выдавался вперед, а рот был узким, и она плотно сжимала губы, как бы подчеркивая неприступность. В ее больших, широко открытых глазах (левый не был заодно с правым) горело нечто роковое и мрачное. Люди чувствовали себя очень неудобно под ее пронзительным взглядом. В ее поведении было гораздо больше вызова, нежели скромности, хотя она уже училась, когда нужно, скрывать свои истинные чувства и держать при себе свои мысли.
Одна из фрейлин Иоганны, баронесса фон Принцен, хорошо знала Софи и позднее говорила, что та обладала «серьезным, холодным и расчетливым умом». Да, ума и осмотрительности ей, действительно, было не занимать. Возможно, и расчетливости. Однако холодной она не была.
Здесь баронесса ошиблась. У Софи было теплое, отзывчивое сердце, готовое к страстным порывам и увлечениям.
Вся семья Иоганны собралась в Гамбурге, чтобы отпраздновать значительное событие: брат Иоганны Адольф, князь-епископ Любека, должен был вот-вот стать королем Швеции.
Российская императрица Анна Ивановна скончалась, и после непродолжительной полосы хаоса и неразберихи трон перешел к ее кузине Елизавете, младшей дочери Петра Великого, которая приходилась Иоганне и ее братьям и сестрам невесткой.
У новой императрицы была сильная привязанность к гольштейн-готторпскому клану, к которому бы и она принадлежала, если бы не безвременная смерть ее жениха. Поэтому она назвала наследником сына своей сестры, кузена Софии Карла Ульриха. А это означало для него отказ от шведского престола. Елизавета пошла дальше в изъявлении своего благорасположения к гольштейн-готторпцам и, когда зашла речь о шведской короне, поддержала Адольфа.
Церемонии в Гамбурге поражали своей пышностью и размахами. Туда приехали гости из шведского королевства, чтобы поздравить Адольфа и составить его свиту во время путешествия через Балтику в Стокгольм. Этих вельмож вместе с их многочисленными спутниками несколько недель развлекали на балах и ассамблеях. В круговороте празднеств смешались все: шведские сенаторы, иностранные дипломаты, прочие знатные лица. Был там и молодой брат Иоганны Георг, приятный собой кавалерийский офицер, человек жизнерадостный и пылкий. По части ума он, правда, уступал своей племяннице. Таких людей принято называть «добрый малый». В свои двадцать четыре года Георг производил впечатление неотразимого, видавшего виды светского кавалера и, понятное дело, неискушенной Софи совсем нетрудно было потерять голову и увлечься им.
