Среди других детей, находившихся с родителями при Брауншвейгском дворе, была маленькая принцесса Марианна Брауншвейг-Бевернская, чье прелестное личико обещало стать невероятно красивым. Иоганна прониклась к ней приязнью и стала расхваливать ее. «Вот маленькая девочка, на голове которой в один прекрасный день окажется корона», — сказала она в присутствии гадкого утенка, Софии. Эти слова долетели и до ушей одного монаха-ясновидца, принадлежавшего к свите князя-епископа Корби.
Монах поспешил исправить предсказание, сделанное Иоганной, сказав ей, что в будущем Марианны он не видит ни одной короны, зато над головой Софии отчетливо просматриваются целых три.
Это был миг триумфа для Софии, которая связала его со словами Больхагена, ментора и друга ее отца. Этот человек жил неподалеку от Штеттина и много времени проводил с детьми Христиана Августа. Однажды, читая газету, Больхаген обратил внимание на одно объявление, о котором рассказал потом детям. В нем говорилось о предстоящей свадьбе принцессы Августы Сакс-Готской и старшего сына короля Англии Георга II.
— Ну вот, — заметил он. — Эта принцесса Августа куда хуже воспитана, чем наша; она нисколечко не красива, и все же ей суждено стать английской королевой. Кто знает, кем станет наша принцесса!
Германские принцессы пользовались спросом в других государствах. Казалось, что им несть числа. Конечно, за ними не давали большого приданого, но зато их отцы в силу своей незначительности не предъявляли особых претензий к женихам. Многие правящие дома Европы посылали своих гонцов на смотрины немецких принцесс, с которых писались и увозились портреты.
Иоганна принялась размышлять — сначала, правда, без особого задора, — что и София может стать предметом торга на этом рынке невест, пусть даже и за невысокую цену, но и не совсем задаром. Между тем девочка подрастала, и ее некрасивые черты потихоньку сглаживались. Вдобавок она производила все более внушительное впечатление своей способностью впитывать в себя и обсуждать новые идеи. Многие восхищались ее оригинальными мыслями и делали комплименты матери, называя Софи яркой натурой. Иоганна по-прежнему скептически смотрела на будущее дочери, но все же поспособствовала тому, чтобы она обзавелась нужными друзьями и почаще мелькала в кругу лиц, близких к прусской королевской фамилии — так, на всякий случай.
Иоганна любила Берлин и чувствовала себя на седьмом небе, когда приезжала туда пожить. В те времена это был небольшой живописный город с широкими улицами, с многочисленными красивыми зданиями, притом многие из них были построены по личному распоряжению короля, у которого был конек: сносить невзрачные и хилые строения и возводить на их месте новые, крепкие — за счет казны. Берлин был наводнен солдатами и офицерами. Там на постое в частных домах расквартировывалось около двадцати тысяч бравых служак, что составляло четвертую или пятую часть всего населения столицы. В перерывах между кампаниями, особенно зимой, военным нечего было делать, и они убивали время на балах, маскарадах и прочих увеселительных собраниях.
