Много земли вокруг — и поля, и леса, — да только ходить свободно нельзя: куда ни ткнется смерд, всюду на деревьях боярские или княжеские зарубки сделаны, а на полях колья в землю вкопаны.
Много горя хлебнули Твердохлеб и Ольга. Сколько князей ни менялось, а для смердов все одинаково. То оселище, в котором они живут, княжеское, но жить в нем так же горько, как и в боярском. Твердохлеб с Ольгой должны были давать во двор князя и рожь, и лен, и овес. Тиун ничего не забывает, все тащит в княжеские клети. Появится шкура какая-нибудь — Твердохлеб зверя в лесу поймает, — а тиун уже тут как тут: «Давай сюда, знаю, что вчера поймал». Да и еще требует: «Давай пять вевериц». Твердохлеб клянется, что у него их только три, а тиун стоит на своем — пять требует. Снова идет Твердохлеб в лес, еще двух вевериц ищет. А потом тиун опять тянет, говорит: не будет же, мол, князь сам в лес ходить мед брать или на птицу охотиться. Что ответить тиуну на эти опостылевшие слова? Только и скажешь, что правду говорит он — и верно, не будет князь ни за ралом в поле ходить, ни за веверицей в лесу гоняться. Нужно покориться. Дали Твердохлебу землю, которую он сам же от кустарников да от пней очистил. А за эту землю везли от Твердохлеба зерно — пшеницу — в княжеские клети.
Отец и мать Ольги не в княжеском оселище живут, а в боярском, но им от этого не легче — везде один черт. На бояр надо «страдать», дань им возить.
Укрепления в городах возводить и мосты строить — тоже повинность смерда. Нигде не обходятся без смерда! Не забывают его и тогда, когда враг на Русскую землю нападает. Тогда князь кличет отчизну защищать, и смерды идут в пешие полки, знают, что будут родных детей спасать от врага.
Горько, невыносимо жилось смерду, никакого просвета не было, а стоило поднять голос против притеснителей — жестоко карали. А чтобы душа смерда не горела ненавистью к угнетателям, Церковь учила покорности и долготерпению: «Несть власти, аще не от Бога», покоряйся своим властителям, ну, а что плохо живется и дети голодные, не беда — подожди: на Небе, в раю, жизнь будет лучше…
Не одергивая повисших колосьев, отбрасывает Ольга снопы в сторону и продолжает дальше резать серпом, будто самому горю горло перерезает. Хочет отогнать тяжелые мысли, но они так и кружатся в голове. Горе ходит близко-близко— возле каждого смерда. Вот вчера вечером наведывался ее двоюродный брат Дубовик, из соседнего боярского селения, и страшную весть принес — он стал закупом. И смерд не свободный человек, а закуп и вовсе в двойном ярме — он становится рабом. Не видать больше брату даже куцей смердовской свободы. Купил боярин его тело и душу. Тянут закупа на боярский двор, как бессловесную скотину, заставляют все делать и домой, к семье, не пускают.
