Когда меня принесли домой из роддома, канарейка, бросив единственный взгляд, испустила прощальную трель и издохла. В детском саду малышне говорили, что если они не будут кушать суп, их пересадят за мой стол. Однажды мне попалось у Искандера: «это была приземистая тумбочка с головой совенка». Именно эту картинку каждое утро выдавало мне зеркало.
В школе мне нравилось. Веселье началось с первого дня. Дружный рев первоклашек: «Мама, забери меня отсююю-даааа!», обморок одной, особо экзальтированной, бабушки. Я впервые почувствовала себя популярной.
Меня посадили на первую парту, чтоб не нервировать остальных. И я стала отличницей – выбора не было. Что еще можно делать под носом учителя?
Рядом был усажен наш главный хулиган, Вяземский-Кочанов. Он быстро просек выгоду нашего симбиоза. Под сенью его кулаков я провела милые сердцу девять лет, решая ему задачки и исправляя ошибки в сочинениях.
Мы оба являли пример того, что форма и содержание не всегда едины по сути. Одноклассники усвоили этот тезис и ко мне потянулись. За эти годы на моем счету оказалось немало добрых дел: отложенные двойки, спасенные второгодники, подтянутые до уровня хорошистов троечники.
– Показатели седьмого «А» держатся на единственном человеке, – звучало на педсоветах, – но надо же как-то закрывать отчетность!
И нас не трогали.
Меня уважали. Никто не выливал мне компота в портфель, не резал пуговицы в гардеробе. На восьмое марта я, как все, получала мимозу. Дома засыпала с «Неорганической химией» Глинки, изредка – листая дневники четы Кюри. И была абсолютно счастлива.
А в десятом в нашем классе появилась она. Хорошенькая, как ангел. Бессовестная, как взвод дьяволят.
Сидя за партой, она тихонько сканировала пространство, бросая взгляды из-под нежных, как бабочкины крылья, ресниц.
Я не могу назвать ее умной. Ум – брат-близнец благородства. Там, где великодушие прокисло, уму на смену явилась хитрость.
Такой она и была – хитренькой, очаровательной лиской, всякий раз готовой вывернуться из капкана.
– Я? – говорила она удивленно, – да что вы, да как вы подумать могли? – и сбегала, оставляя пару рыжих шерстинок с хвоста.
Почему-то она невзлюбила меня с первого взгляда. Я не вписывалась в ее систему ценностей.
По лискиным меркам, место мое было в самом темном углу. В стайке сморчков-ботаников, которых терпят за то, что они дают списать. А я нахально жила. Представляете? Наслаждалась учебой, читала, экспериментировала в лаборатории.
