— К царевне спешишь, — вздохнула с плохо скрытой горечью Арлогия, пропустив мимо ушей «полон».
— Да при чем тут Анна? Мне пленных устраивать надо.
— Продашь в рабство?
— Нет. Хочу посадить по порубежным городам, чтоб землю от печенегов сторожили.
— А станут ли? Небось утекут назад в Польшу, на отчину свою.
— Э-э нет, княгиня. От меня не утекут. Я уже все продумал. Буду полячек своим воинам в жены отдавать, а мужчин ихних на своих полянках да древлянках женить. Пойдут дети, а кто ж от детей бегает? Кстати, Анна ныне мне сына родила, Борисом назвали.
У княгини ревниво сжалось сердце, но сказала полушутливо:
— Востер ты на сынов, князь. Эдак тебе уделов не хватит на всех-то.
— Хватит. Не хватит — добуду.
— На поляков не за этим ли ходил?
— Да, чтоб предупредить их на будущее. Знаю, Мечислав на червенские города зарился. Ну я перешел Вислу, преломил копье с ним. Едва ноги унес старый хрен. Сразу прислал мира просить.
— А ты дал?
— Дал, конечно. Просил Мечислав полон воротить, но я сказал, что это законная добыча и ворочать просто так, за здорово живешь, не стану. Я, может, из-за полона и ходил на Вислу. У меня вон город Василев почти пуст, заселять надо.
Несмотря на бурную ночь, проведенную у Арлогии, Владимир поднялся рано. Проснувшаяся тут же княгиня обвила было его за шею теплыми руками, шепнула нежно: «Ну еще побудь, милый».
— На то ночь была, женка. А день на дело торопит.
Быстро оделся, обулся. Притопнул ногой, сапог на место осаживая. Взглянул на грустную княгиню, решил сказать приятное:
— Ты на ложе лучше всех, Арлогия. Слаще царевны.
— Что проку от той сладости, — вздохнула княгиня, — ежели некому алкать ее.
— Не горюй, даст Бог, еще свидимся. Прощай.
И вышел. Во дворе уже отроки седлали коней.
— Где Святополк? — спросил Владимир.
— Он в конюшне с кормильцем, — отвечал Анастас.
И верно, вскоре из конюшни вышел княжич с Варяжкой, ведя в поводу заседланных коней. У Варяжки конь был гнедой, у Святополка белый, без единого пятнышка.
Достать ногой до стремени княжич еще не мог, Варяжко подставил ему руку. Он встал на ладонь и, подкинутый пестуном, взлетел в седло, поймал ногами стремена, подтянул поводья: готов, мол.
Выехали со двора кучно, хотя князь с княжичем ехали на корпус коня впереди всех. Никто не смел вперед князя высовываться.
— Что ж ты себе такого коня взял, сынок? — спросил Владимир.
— Мне он нравится. А чем он плох? Красивый.
— Красивый он для глаза. Для рати негоден.
— Почему?
