На следующий день рано утром к реке с печенежской стороны подъехал сам хан в сопровождении своих старшин, и один из его провожатых, наиболее голосистый, крикнул русским:
— Эй, русские, зовите своего князя, с ним хочет говорить князь Темир.
Позвали Владимира Святославича. Он приехал к реке в сопровождении воевод Жидьберна и Волчьего Хвоста.
— Я князь Темир. Как твое здоровье, князь Владимир? — крикнул печенег.
— Спасибо, не жалуюсь, — отвечал Владимир.
— Это карашо, совсем карашо, — сказал печенег. — Владимир Святославич, зачем нам губить своих людей в сече? Давай решим по-другому, по справедливости. Пусть нас боги рассудят.
— Ишь ты, про бога нехристь вспомнил, — проворчал Волчий Хвост.
— Давай по справедливости, — отвечал Владимир, все еще не догадываясь, куда клонит печенег.
— Давай решим единоборством. Я выставлю своего богатыря, ты своего. Пусть будут безоружными, пусть поборятся. Твой победит — я три лета не беспокою тебя, мой — три лета твою землю мала-мала грабим.
— Ну что ж, я согласен.
— Тогда вот мой богатырь. — Темир указал на одного из воинов своей свиты и поманил его рукой, чтоб вышел вперед, пусть русские увидят.
Князь и воеводы разглядели печенега. Это был огромный детина, казалось, даже конь под ним прогибался.
— Здоров бугай, — заметил негромко Волчий Хвост. — Что-то не припомню в нашем войске такого.
— Надо поискать, — отвечал ему так же негромко князь. — Не может быть, чтоб среди русских не сыскалось достойного противника этому бугаю.
А печенегу крикнул громко:
— Хорошо, Темир, мы принимаем твой вызов. Как только будет готов наш воин, сообщим.
И, повернув коня, поехал к своему шатру, белевшему вдали.
В тот же день по войску рассыпались бирючи — звать силача на единоборство с печенегом. Однако быстрее бирючей пронесся слух о печенежском богатыре: гора — не человек. Ему наших на одну руку десять положить надо.
Оттого, наверное, и не находилось желающего помериться силой с человеком-горой.
Весь день мотались по войску бирючи, глотки надорвали, но так и не сыскался охотник. Совсем приуныл Владимир Святославич. Сидя в шатре своем, одно бормотал:
«Срам-то какой, не могли от земли Русской сыскать силача на поганого».
Вечером, когда уж и солнце зашло, появился у княжеского шатра старик в коротеньком бахтерце[48], шитом из воловьей кожи.
— Чего тебе, дед? — спросил его стоявший у шатра дружинник.
— Мне к князю бы надо.
— Ему, дед, не до тебя, у него о другом думка.
— А я по этой думке и пришел. По той самой, насчет единоборения.
