— Что там еще за ситак? — спросил Святополк. — Покажи.
— А гляди, господин мой. — Бортник с готовностью раскрыл мешок. — Эвон мой защитник.
— Навроде шлема, — удивился княжич.
— Угадал, князь, угадал. Шлем это, но не от меча боронить, от пчел, вишь, тут и сетка конского волоса. Вот он и зовется ситак. Без него к рою не подступишься, загрызут пчелы-то. Взял, думал в дупло заглянуть, много ль натаскали работницы мои, да передумал. Будет с них долбежки моей, поди, и так сердятся на стук мой.
Они направились к дороге, Святополк спросил бортника;
— А лезиво почему не взял?
— А кто его возьмет? А завтра приду, оно уже закинуто, зацеплено. Залезу и стану кончать, долотья с молотком там у меня в дупле оставлены. Топор вот, вишь, не захотел от хозяина отставать.
Бортник не стал садиться на воз, хотя и был приглашен.
— Я так дойду, тут рукой подать.
Даже мешок с ситаком не положил на воз, нес за спиной. Шагал у телеги. Помолчал, спросил осторожно:
— Сказывал тут проезжий один, что в Киеве богов всех иссекли. Верно ли аль сбрехал?
— Верно. Не соврал проезжий.
— Это как же без Перуна-то, без Волоса? Рази так с богом можно? Ему ведь не долго и наказать.
— Так великий князь решил. Он велел греческому Богу молиться.
— А он какой из себя-то, греческий?
— Он невидимый.
— Невидимый? — удивился бортник. — Надо ж. Перун и молоньей и громом хлещет, Волос вон скотину обихаживает. А этот что может?
Варяжко не знал, что отвечать бортнику, потому что и сам еще не разобрался в греческой вере, хотя уже и носил нательный крест. И самому-то трудно было забыть Перуна, которому столько лет молился и который нет-нет да и пособлял в делах.
А когда показалась веска в три двора, бортник сказал:
— Ну Киев как хочет, а мы тут Перуна не дадим в обиду. Он отцам нашим, дедам верно служил и нам послужит.
«Ну там видно будет, — хотел ответить Варяжко, но не решился, лишь подумал: — Не скоро сюда греческая вера придет, ох не скоро».
— А вот и моя истопка, — сказал бортник, останавливаясь у ворот крайнего двора.
Во дворе взлаяло несколько собак, они кинулись к воротам, но, услыхав голос хозяина, стихли, заскулили радостно, завиляли хвостами.
Обоз остановился. Варяжко со Святополком слезли с телеги и пошли к распахнутым воротам, где ждал их бортник, успокаивая собак:
— Это свои. Нишкните! Ну!
— Сколько их у тебя? — удивился Варяжко.
— Да с полдюжины будет. Без них здесь нельзя. Зимой волки одолевают, а то может и медведь-шатун наведаться. А ныне по лесу много бродней появилось, лихие люди.
